Айзек Азимов - Стальные пещеры

— Что? Разногласия среди космонитов?

— Конечно. Некоторые думают, что модернизированная Земля будет опасна, что у неё снова появятся империалистические замашки. Эта точка зрения особенно характерна для населения более старых миров, которые находятся ближе к Земле и имеют больше оснований помнить первые века межзвёздных путешествий, когда Земля полностью контролировала их как политически, так и экономически.

— Старая песня, — вздохнул Бейли. — Они что, действительно этим обеспокоены? Неужели они всё ещё бросают в нас камни за то, что произошло тысячу лет назад?

— У людей свой особый, причудливый склад ума. Во многих отношениях их мышление не так логично, как наше, мышление роботов. Ведь их цепи не так хорошо спланированы. Правда, мне говорили, что в этом есть и свои преимущества.

— Вероятно, есть, — сухо заметил Бейли.

— Вам лучше знать. Во всяком случае, постоянные неудачи на Земле способствовали усилению националистических партий на Внешних Мирах. Они считают, что земляне коренным образом отличаются от космонитов и поэтому не смогут усвоить их образ жизни. По их мнению, если мы силой навяжем роботов землянам, то тем самым выпустим в Галактику дух разрушения. Видите ли, одного они никак не могут забыть: население Земли составляет восемь миллиардов человек, тогда как общая численность населения Внешних Миров не достигает и шести миллиардов. Наши люди в Космотауне, особенно доктор Сартон…

— Он был доктором?

— Доктором социологии. Он специализировался в роботехнике. Это был выдающийся учёный.

— Понятно. Продолжайте.

— Как я сказал, доктор Сартон и другие осознавали, что, если таким настроениям позволить распространяться на Внешних Мирах, подпитывая их нашими неудачами, Космотаун и всё, что с ним связано, долго не просуществует. Доктор Сартон понял, что пришло время предпринять решительный шаг к пониманию психологии землян. Легко говорить, что люди Земли консервативны от природы, и повторять избитые фразы о «неизменяемости Земли» и «непостижимости земного склада ума», всё это лишь уводит в сторону от решения проблемы.

Доктор Сартон повторял, что это говорит наше невежество и что мы не можем отмахнуться от землян какой-нибудь присказкой или банальностью. Он говорил, что, если космониты хотят переделать Землю, они должны преодолеть изолированность Космотауна и смешаться с землянами. Что они должны жить, как земляне, думать, как они, быть, как они.

— Космониты? Но это же невозможно! — воскликнул Бейли.

— Совершенно верно, — согласился Р.Дэниел. — Несмотря на свои взгляды, даже сам доктор Сартон не смог бы заставить себя войти в какой-нибудь Город, и он это знал. Он не вынес бы его гигантизма и вечных толп народа. Даже если бы его вынудили войти туда под дулом бластера, обстановка так угнетала бы его, что он никогда не смог бы проникнуть в ваш сокровенный внутренний мир.

— А как насчёт их прямо-таки животного страха перед болезнями? — прервал его Бейли. — Не забывайте об этом. Я думаю, из-за одного этого среди них не нашлось бы никого, кто рискнул бы войти в Город.

— И это тоже. Болезни, в земном смысле слова, неизвестны на Внешних Мирах, а перед неизвестным всегда испытываешь сильный страх. Доктор Сартон хорошо всё это понимал и тем не менее настаивал на необходимости ближе узнать землянина и образ его жизни.

— Кажется, он сам себя загнал в тупик.

— Не совсем. Все эти препятствия непреодолимы для космонитов-людей. Космониты-роботы — совсем другое дело.

«Чёрт, всё время забываю, что он робот», — подумал Бейли. Вслух он воскликнул:

— В самом деле?

— Да. Это естественно: мы гибче. По крайней мере, в этом отношении. Нас можно сконструировать специально для адаптации к жизни землян. Если создать роботов, внешне ничем не отличающихся от жителей Земли, возможно, земляне их примут и позволят изучить свою жизнь изнутри.

— И вы…

Бейли вдруг осенило.

— Как раз такой робот, — подтвердил Р.Дэниел. — Доктор Сартон целый год работал над проектированием таких моделей. Я первый из его роботов и пока единственный. К несчастью, моё образование ещё не закончено. В результате убийства меня решили использовать раньше намеченного срока.

— Значит, не все космониты-роботы такие, как вы? Другие модели больше похожи на роботов, чем на людей. Так?

— Ну конечно же. Внешний вид зависит от функции робота. Моя функция требует очень близкого сходства с внешностью людей, поэтому у меня такая наружность. Другие роботы отличаются от меня, хотя все они имеют человеческий облик. Они, конечно, больше похожи на людей, чем те угнетающе примитивные модели, которые я видел в обувном магазине. У вас все роботы такие?

— Более или менее, — ответил Бейли. — Вы считаете это неправильным?

— Разумеется. Людям трудно воспринимать грубую пародию на человека как равную себе по интеллекту. Неужели ваши фабрики не могут работать лучше?

— Могут, Дэниел, я в этом уверен. Всё дело в том, что мы предпочитаем знать, когда имеем дело с роботом, а когда — с человеком.

Говоря это, Бейли смотрел прямо в глаза роботу. Они были блестящими и влажными, как человеческие, но Бейли заметил, что их взгляд неподвижен.

— Надеюсь, что со временем я пойму эту точку зрения.

На мгновение Бейли показалось, что в реплике Р.Дэниела прозвучал сарказм, но он тут же отбросил эту мысль.

— Во всяком случае, — продолжал Р.Дэниел, — доктор Сартон хорошо понимал, что в этом одна из трудностей перехода к C/Fe.

— Цэ фе? Что это такое?

— Химические символы, обозначающие углерод и железо, Элайдж. Углерод — основа человеческой жизни, а железо — основа жизни роботов. Сочетание символов C/Fe удобно использовать для обозначения культуры, совмещающей лучшие черты обоих на равной, но параллельной основе.

— Цэ фе. Вы пишете их через дефис или как?

— Нет, Элайдж, не через дефис. Принятая форма — диагональная линия между двумя этими знаками. Она символизирует слияние двух культур без превосходства одной над другой.

Бейли вдруг поймал себя на том, что слушает с большим интересом. Официальная программа образования на Земле по существу не включала в себя никаких сведений по истории и социологии Внешних Миров после Великого мятежа, в результате которого бывшие колонии Земли стали независимыми. Конечно, популярные романтические книгофильмы создавали свои стереотипы людей с Внешних Миров: заезжий магнат, желчный и эксцентричный; его прелестная наследница, неизменно околдовываемая чарами землянина и сменяющая презрение на любовь; заносчивый и злобный соперник-космонит, вечно остающийся в дураках. Эти фильмы никуда не годились, поскольку противоречили даже самым общеизвестным фактам. Каждый знал, что космониты никогда не входили в Город, а женщины с Внешних Миров вообще не ступали на Землю.