Джордж Мартин - Башня из пепла (сборник)

— Нет! — выкрикнул он. — Нет!

Выхватив из ножен саблю, которая вспыхнула серебряным светом, он метнулся к Ягерхорну и успел сделать три шага, когда ему в плечо ударила первая пуля. Пальцы разжались, выпуская клинок. Вторая и третья попали ему в живот, и он, скорчившись, опустился на пол.

Ягерхорн бросил на него равнодушный взгляд.

— Эй вы, в арсенале! — крикнул он, и его голос звонким эхом пронесся по коридору. — Сложите оружие и медленно выходите наружу. Нас больше, и вы окружены. Восстание закончено. Не заставляйте нас проливать кровь.

Ответа не было. Ветеран-капрал, которого держали на мушке люди Ягерхорна, крикнул:

— Делайте, как он говорит. У него слишком много людей, нам с ними не справиться. — Он посмотрел на своего командира. — Полковник, прикажите им сложить оружие. У нас нет ни единого шанса. Скажите им!

Ответа не последовало. Полковник Бенгт Антонен умер.

Спустя всего несколько минут после начала бунт был подавлен. Вскоре над бастионами Варгона взмыл русский флаг.

А потом — и над всей Финляндией.

Старик с трудом приподнялся на кровати и с любопытством уставился на посетителя, который замер в дверях. Это был высокий, могучего телосложения мужчина с холодными голубыми глазами и грязными светлыми волосами, в форме майора шведской армии. Он держался уверенно, как опытный воин.

Затем гость шагнул вперед и остановился у изножья кровати.

— Значит, не узнаете меня, адмирал Кронштет? — проговорил он. — Я знаю почему. Думаю, вы постарались забыть Свеаборг и все, что с ним связано.

Старик отчаянно закашлялся.

— Свеаборг? — едва слышно повторил он, пытаясь вспомнить незнакомца, стоявшего перед ним, — Вы были в Свеаборге?

Его гость рассмеялся.

— Да, адмирал. По крайней мере, некоторое время. Меня зовут Баннерсон, Карл Баннерсон. Тогда я был капитаном.

Кронштет заморгал.

— Да, да, Баннерсон. Я вас вспомнил, хотя вы сильно изменились с тех пор.

— Изменился. Вы отослали меня в Стокгольм, а потом я сражался с Карлом Иоанном против Наполеона. Я видел множество сражений и не одну осаду, сэр. Но я не забыл Свеаборга. И никогда не забуду.

Адмирал скорчился в приступе страшного кашля.

— Что вам нужно? — наконец с трудом проговорил он. — Я не хочу показаться вам грубым, но я болен и мне очень трудно говорить. — Он снова закашлялся. — Надеюсь, вы меня простите.

Баннерсон обвел глазами маленькую грязную спальню, потом выпрямился и достал из нагрудного кармана толстый запечатанный конверт.

— Адмирал, — сказал он и тихонько стукнул конвертом по ладони. — Адмирал, вам известно, какой сегодня день?

Кронштет нахмурился.

— Шестое апреля, — ответил он.

— Да, шестое апреля тысяча восемьсот двадцатого года. Прошло ровно двенадцать лет с тех пор, как вы встретились с генералом Сухтеленом на Лонане и отдали Свеаборг России.

Старик медленно покачал головой.

— Прошу вас, майор. Вы всколыхнули воспоминания, которые я давным-давно запрятал в самые дальние уголки памяти. Я не хочу говорить про Свеаборг.

Глаза Баннерсона метали молнии.

— Не хотите? Плохо. Вы бы предпочли вспомнить про Руогсинсалми, верно? Но мы не станем обсуждать ваши победы, а поговорим про Свеаборг, желаете вы этого или нет.

В его голосе прозвучала такая ярость, что Кронштет вздрогнул.

— Хорошо, майор. Мне пришлось сдаться. Окруженный со всех сторон льдом, Свеаборг был уязвим. Наш флот оказался в опасности. Порох кончался.

Шведский офицер окинул его презрительным взглядом.

— У меня имеются документы, — сказал он, показывая на конверт, — которые доказывают, как сильно вы ошибались. Факты, адмирал!

Резким движением он разорвал конверт и швырнул бумаги на кровать Кронштета.

— Двенадцать лет назад вы сказали, что враг превосходит нас числом, — начал он, и его голос зазвучал сурово и холодно. — Это было неправдой. Русским едва хватало людей, чтобы взять крепость, когда мы ее сдали. У нас было семь тысяч триста восемьдесят шесть солдат и двести восемь офицеров. Гораздо больше, чем у русских.

Двенадцать лет назад вы заявили, что Свеаборг невозможно удержать зимой из-за льда. Чушь! У меня имеются письма от лучших военных стратегов Швеции, Финляндии и России, которые утверждают, что Свеаборг был очень силен, вне зависимости от времени года.

Двенадцать лет назад вы говорили о страшных обстрелах могучей русской артиллерии. Ее не существовало. У Сухтелена имелось не более сорока шести пушек, в том числе шестнадцать мортир. У нас же было в десять раз больше.

Двенадцать лет назад вы утверждали, что у нас заканчивается провиант, а запас пороха катастрофически истощился. И опять вранье! У нас было девять тысяч пятьсот тридцать пять пушечных снарядов, десять тысяч патронных сумок, два фрегата и более ста тридцати маленьких кораблей, достаточно шкиперского имущества и продовольствия столько, что нам хватило бы на несколько месяцев, а также три тысячи бочонков пороха. Мы вполне могли дождаться помощи от Швеции.

— Прекратите! — выкрикнул адмирал и зажал руками уши. — Прекратите! Я не желаю вас слушать. За что вы меня мучаете? Неужели вы не можете оставить старика в покое?

Баннерсон наградил его презрительным взглядом.

— Я не буду продолжать, — сказал он. — Но я оставлю вам документы. Можете сами их прочитать.

Кронштет задыхался, хватал ртом воздух.

— Это возможность… — с трудом выдавил из себя он, — Возможность сохранить все для Швеции.

Баннерсон рассмеялся, и его горький смех прозвучал жестко и безжалостно.

— Возможность? Я был одним из ваших курьеров, адмирал. Я знаю, какую возможность предоставили вам русские. Они задержали нас на несколько недель. Так когда я добрался до Стокгольма? Когда доставил ваше сообщение?

Старик медленно поднял голову и посмотрел Баннерсону в глаза. Он смертельно побледнел, у него заметно дрожали руки.

— Третьего мая тысяча восемьсот восьмого года, — сказал Баннерсон, и Кронштет вздрогнул, словно его ударили.

Швед повернулся и направился к двери. Затем, остановившись на пороге, снова посмотрел на адмирала.

— Знаете, — проговорил он, — история забудет Бенгта и то, что он попытался сделать, и будет помнить полковника Ягер-хорна лишь как первого финского националиста. Но насчет вас у меня нет уверенности. Вы живете в русской Финляндии на свои жалкие тридцать сребреников. — Он покачал головой. — Что, адмирал? Что скажет о вас история?

Он не услышал ответа. Граф Карл Олоф Кронштет, вице адмирал флота, герой Руотсинсалми, плакал, зарывшись ли цом в подушку.