Проект "Веспасий" - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Выскочивший пацан лет четырнадцати помог распрячь лошадей и увёл их на ночной постой в конюшню. Медяку обрадовался и обещал накормить их и напоить, «не извольте сумневаться».
Кабак не пустовал. В основном это было скорее питейное заведение, чем харчевня, изнутри доносилось нестройное пение принявших на грудь литвинов. Глеб с Генрихом шагнули внутрь — в густую атмосферу, наполненную кислым духом пива, горечью пригорелого мяса, запахами кожи, начищенных сапог и давно не мытых тел. Так несло практически во всех заведениях этой поры, и дома шляхты отличались в лучшую сторону не кардинальным образом.
Только когда уселись за стол, крикнув хозяину принести мяса и пива, Глеб заметил Анджея. Шляхтич сидел в противоположном углу, прикрытый отчасти колонной, подпирающей кровлю, оттого не был заметен сразу. Он что-то уписывал в присутствии мужчины покрупнее себя, тоже, судя по прикиду, шляхетского сословия, рядом сидели четверо хлопцев-простецов, на Украине таких называют «парубки».
— Заметил нас, скотина, — прошипел Генрих. — Как место-то рассчитал! Ждал в тепле да в уюте.
Ясное дело, вариант драки без сабель не пройдёт. Анджей, раз оказался на пути, намерен мстить. Как же, честь поругана…
И срочно сматываться — ни разу не вариант. Лошади отдыхают, их снова запрягать… Да и не уйти на санях от верховых. Значит, проблема как-то решится здесь. Надо надеяться — в лучшую сторону, иначе бы в яме после материализации в XVII веке уже ждало бы предостережение.
Но поскольку такое же предостережение было отправлено Кириллу, но ничего не произошло, Глеб не особо доверял системе аварийного уведомления. Если паны порубят их двоих в капусту, можешь сколько угодно кричать «это несправедливо!», суть дела не изменится.
— Чо жалко, так это не поесть всласть, — согласился Генрих. — Не хочу ввязываться в драку, набив помойник доверху. Объевшись, становлюсь медлительным.
Глеб вытащил пистолет и под столом передал его товарищу.
— Держи. Стрельбы они ждут от меня. Хотя… Из этой пищали сложно попасть в амбар с трёх шагов.
— Вот! Оба направляются к нам, — констатировал Генрих. — Предлагаю выяснить отношения натощак, а потом вернуться и поужинать.
Тем временем шляхтичи приблизились. Анджей схватился за саблю.
— Благослови вас Господь, братья! Говорят, любая дорога быстрее с добрым попутчиком, — Глеб сделал вид, что не уловил его угрожающего жеста.
— Ты не говорил, что они — монахи! — пробасил второй вояка.
— Да какие монахи… Самозванцы! Бандиты!
— Прости его, Господи, ибо не ведает, что творит! — промурлыкал Генрих в унисон коллеге.
Правильнее ехать к намеченной цели, избегая конфликтов и стычек. Но — такое время. Неприятности сами тебя находят, и это не исключение, а норма.
— Меня зовут братом Гленом, со мной брат Генрих, мы — странствующие монахи из заокеанской английской колонии. Как ни прискорбно, пан Анджей был недостаточно учтив вчера, пришлось преподать ему урок. Но, видит Бог, урок не пошёл впрок.
— Сейчас я тебе преподам урок, жалкая тварь!
Он принялся вытаскивать саблю, но товарищ его придержал:
— Не здесь!
К ним подтянулись и парубки, окружив шляхтичей.
— Что же, подышим свежим воздухом, — согласился Глеб. — А ты учти, грешник. Один только помысел к умерщвлению божьего человека обрекает тебя на геенну огненную.
Высокий посмурнел, его пацаны как по команде ступили шаг назад и перекрестились.
Генрих поднялся.
— Соблаговолите назвать ваше имя, пан…
— Пан Збигнев Мравинский.
— Что же, свидетельствуйте со своей стороны. Как ни странно монаху выступать свидетелем на дуэли другого монаха с мирянином, коль Господь так решил, пусть будет… Вверяю судьбу брата Глена в Божьи руки.
Недели пребывания среди иезуитов позволили выучить церковные штампы. Шляхтич явно не верил Анджею, что оба в рясах — ложные монахи, но ничего не предпринимал. По крайней мере, был нейтрализован. Но Глебу этого было мало.
— Позвольте спросить, пан Збигнев. У пана Анджея — вша на аркане. Чем он отплатит вам за поездку сюда, ужин в кабаке?
— Он уверял, что у вас в телеге есть ценное. А забрать награбленное у грабителей — не грех.
Пан смутился, понимая, что повторяет за Анджеем ахинею.
— Тогда я покажу своё самое ценное оружие. Оно там — в телеге.
Глеб достал из-под рогожи дрын, припасённый ещё в самом начале пути — для защиты от волков. Навыки выживальщика позволяли ему использовать в качестве оружия любые предметы. Но дубина против хорошей сабли — перебор.
— У него ещё пистоль есть! — промычал Анджей, уже обнаживший саблю.
— Нет! — тот, как и вчера, скинул рясу, показывая, что под ней за поясом нет никакого оружия. — Из пистоля я тебя сразу убью. Но одно дело — отправлять к Богу индейских нехристей-язычников. А вот католика — грех. Придётся ещё раз проучить.
Дубинка в руках Глеба начала вращаться. Дуэлянты стояли друг напротив друга, слабо освещённые отблесками из окна кабака. Анджей отвёл саблю для удара, выбирая момент. Его противник с жонглёрской ловкостью перебросил дубину в левую руку и снова раскрутил, а правой рукой неожиданно метнул нож.
Он впился в выставленную вперёд ногу шляхтича, на две ладони выше колена.
— Холера ясна! — взревел тот и кинулся в атаку, вырвав клинок из раны.
Глеб уклонялся и увещевал: давай прекратим, иначе истечёшь кровью. Вряд ли зацепил бедренную артерию, но всё же струилось обильно, чёрнотой на фоне снега.
Генрих видел: у раненого аффект, он не внемлет никаким доводам разума. Скоро упадёт от потери крови, но пока машет саблей отчаянно, без всякой техники фехтования, одержимый единственным желанием — развалить соперника от головы до развилки, и хватит ли у Глеба везения уклоняться ещё сколько-то минут.
Тот не стал слишком надеяться на судьбу и подставил дубину под удар, а в момент, когда сталь врезалась в древо, сделал выпад ногой, попав Анджею в предплечье.
Сухо треснула кость. Пан уронил саблю на залитый кровью снег, потянулся к ней левой рукой, но Глеб не позволил, врезав по голове половинками посоха, после чего откинул саблю пинком подальше.
Генрих торопливо подхватил её, а также ножны, протёр лезвие снегом.
— Добрая сабля. На базаре грошей двадцать дадут.
Глеб же бросился спасать раненого, пережгутовал бедро, промыл горелкой рану.
— Пан Збигнев! Это недоразумение надо отнести в тепло, зашить рану, наложить лубок
