В чертогах марсианских королей - Джон Варли
Сингх и остальные какое-то время молчали. Он поймал себя на мысли, что начал верить в существование марсиан. По крайней мере, это была единственная гипотеза, объяснявшая многие факты.
Мэри Лэнг вздохнула, хлопнула себя по бедрам и встала. Как и все остальные, она была обнажена, но чувствовала себя при этом совершенно свободно. В течение восьми лет они не надевали ничего, кроме марсианских скафандров. Она нежно провела ладонью по стене, которая так долго защищала ее, а также ее друзей-колонистов и их детей от холода и разреженного воздуха. Сингх был потрясен, с какой легкостью и непринужденностью она вела себя в этой чудной обстановке. Она чувствовала себя здесь как дома. Абсолютно в своей стихии.
Он посмотрел на детей. Одна большеглазая девчушка лет восьми сидела у его ног. Когда он опустил на нее взгляд, она улыбнулась и робко взяла его за руку.
– Вы привезли жвачку? – спросила девочка.
Он улыбнулся ей:
– Нет, солнышко. Но, может быть, на корабле что-нибудь найдется.
Кажется, девочке понравился его ответ. Ей не терпелось познакомиться с чудесами земной науки.
– Нас всем обеспечили, – тихо сказала Мэри Лэнг. – Они знали, что мы прилетим, и изменили свои планы, чтобы подстроиться под нас. – Она посмотрела на Сингха. – Это произошло бы даже без обрушения купола и захоронения тел. Нечто похожее стало происходить и вокруг «Подкейн», когда мы избавлялись от мусора, мочи, фекалий и тому подобного. Я не знаю, была бы эта пища такой же вкусной, но для поддержания жизни она сгодилась бы.
Сингх встал. Он был тронут этим рассказом, но не знал, сможет ли адекватно выразить свои чувства. Поэтому его голос звучал отрывисто, но достаточно вежливо.
– Думаю, вам хочется поскорее отправиться на корабль, – сказал он. – Вы окажете нам огромную помощь. Ведь вы так много знаете о том, ради чего мы сюда прилетели. После возвращения на Землю вы станете знаменитостями. К тому же ваша зарплата за эти годы составит приличную сумму.
Повисла пауза, которую нарушил громкий смех Лэнг. К нему присоседились остальные, в том числе и дети, которые не понимали, над чем смеются взрослые, но были рады такой разрядке напряжения.
– Извините, капитан. Это, наверное, невежливо с нашей стороны. Но мы не собираемся возвращаться.
Сингх посмотрел на каждого из взрослых и не заметил в их лицах ни капли сомнения. Как ни странно, но его это совершенно не удивило.
– Я сомневаюсь, что это ваше окончательное решение, – сказал он. – Как вы знаете, мы прилетели на шесть месяцев. Если в конце этого срока кто-то из вас захочет вернуться, знайте, что вы по-прежнему являетесь гражданами Земли.
– Правда? Вам придется вкратце рассказать нам о политической ситуации. Когда мы улетали, то были гражданами Соединенных Штатов. Но это не важно. Мы с вами не полетим, хотя и признательны вам за то, что вы здесь появились. Приятно осознавать, что о нас не забыли, – сказала она с уверенным видом, и остальные кивнули в знак поддержки.
Сингх смутился, так как прекрасно знал, что идея спасательной операции умерла уже через несколько лет после трагедии. Он и его корабль оказались здесь исключительно для исследований.
Лэнг снова села и постучала по полу около себя. Всю поверхность покрывала воздухонепроницаемая марсианская паутина, которую могли создать только теплокровные, дышащие кислородом и экономящие воду существа, нуждающиеся в защите своих тел до окончательного наступления лета.
– Нам здесь нравится. Это прекрасное место для воспитания детей, чего нельзя сказать о Земле. По крайней мере, такой, какой она была перед нашим отлетом. Сейчас, после очередной войны, она вряд ли стала лучше. И мы не можем улететь, даже если бы захотели. – Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой и снова постучала по полу. – Марсиане могут появиться в любой момент. И мы собираемся поблагодарить их.
Навязчивость зрения
Это был год четвертой не-депрессии. Я недавно пополнил ряды безработных. Президент сказал, что мне нечего бояться, кроме самого себя. Я в кои-то веки поверил ему на слово и отправился автостопом в Калифорнию.
Я не был единственным. Последние двадцать лет, с начала семидесятых, мировая экономика извивалась, как змея на горячей решетке.
Мы крутились в цикле из подъемов и спадов, который казался бесконечным. Он стер то чувство безопасности, которое нация столь болезненно обрела в золотые годы после тридцатых. Люди привыкли к факту, что они могут быть богаты в одном году и оказаться за чертой бедности в следующем. Я побывал за этой чертой в восемьдесят первом, потом опять в восемьдесят восьмом. На этот раз я решил воспользоваться свободой от хождения на работу, чтобы повидать мир. У меня появилась идея прокатиться без билета в Японию.
Мне исполнилось сорок семь, и другого шанса побыть безответственным у меня могло не оказаться.
Было позднее лето. Стоя с поднятым большим пальцем на обочине шоссе, я легко мог забыть о голодных бунтах в Чикаго. На ночь я раскатывал спальный мешок, ложился на него, смотрел на звезды и слушал сверчков.
Большую часть пути от Чикаго до Де-Мойна я, должно быть, прошел. Несколько первых дней я страдал от ужасных волдырей на пятках, но потом ноги окрепли. Подвозили меня редко, отчасти из-за конкуренции с другими автостопщиками и отчасти из-за времен, в которых мы жили. Местные отнюдь не горели желанием подвозить городских, которые, как они слышали, были в большинстве толпой свихнувшихся от голода потенциальных массовых убийц.
Один раз меня избили и велели никогда не возвращаться в Шеффилд, что в штате Иллинойс.
Но постепенно я приобрел навыки выживания на дороге. Я стартовал с небольшим запасом консервов, полученных по социальной помощи, а к тому времени, когда они закончились, обнаружил, что можно работать за еду на многочисленных фермах по пути.
Иногда это означало тяжелый труд, а иногда что-то символическое для людей с глубоко укоренившимися понятиями о том, что ничего не должно доставаться даром. Несколько раз меня кормили бесплатно, за семейным столом в окружении внуков, которым дедушка или бабушка в очередной раз рассказывали о том, каково жилось во время Великой депрессии 1929 года, когда люди не боялись помогать тем, кому не повезло. Я обнаружил, что чем старше человек, тем с большей вероятностью меня с сочувствием выслушают. Один из многих трюков, которым учишься. И большинство пожилых людей дадут тебе что угодно, если ты всего лишь посидишь и послушаешь
