Сергей Лукьяненко - Сборник "Рыцари сорока островов"

Я со вздохом отвернулся к стене.

При виде гейш у меня прошли и бок, и голова. Вообще полегчало. Гейши были маленькие, узкоглазые и в роскошных кимоно. По-русски они говорили совсем неплохо — наверное, специализировались на новых японцах.

Вначале мы пили сладкое сакэ, закусывая охаги. После третьей чашечки гейши опьянели, да и у меня после всех волнений закружилась голова. Гейша в розовом кимоно встала и вдохновенно прочитала:

Абунаку мо аримэдэтаку мо аримоко ири-ноюубэ-ни ватарухитоцубаси.

Мы с Валерой переглянулись и вежливо засмеялись:

— Ва-ха-ха!

— О-хо-хо, — благопристойным женским смехом такаварай ответили гейши. Затем та, что в розовом, перевела стихи на русский:

Тут тебе и боязно,тут тебе и радостно,идя к жениху,перейти в вечерней мглепо бревну ручей.

Гейша поклонилась и села на корточки. Мы дружно засмеялись смехом синобиварай:

— У-ху-ху! У-ху-ху!

Далеко за полночь, раскачиваясь над сладко всхлипывающей гейшей в розовом (розовое сейчас валялось на полу возле кровати), я шептал:

— Ты моя вечнозеленая сакура… Ты мой лотос под лунным светом… Всегда любил японских женщин, всегда. Я счастлив с тобой… Трахая тебя, я ощущаю, как вхожу в тело Японии, срастаюсь со Страной Восходящего Солнца…

Гейша вдруг всхлипнула. И, уже выгибаясь в ликующей дуге оргазма, простонала:

— Какая же я тебе японка, мудак… Я кыргызка, я в СССР родилась… Бери меня, бери меня еще, любимый! О-о-о!

— А-а-а! — завопил я, ослабевая.

5. МЕСТНОСТЬ-ПЕРЕКРЕСТОК

— Карээда ни карасу но томаритару я аки но курэ, — сказал я. — Прощай, любимая.

— Фуруикэ я кавадзу тобикому мидзу-но ото, — прошептала она. — Мы еще встретимся, милый.

Нет, лучше все-таки сказать это по-русски. Вы же японского совсем не знаете, а великого Басе не чтите.

Повторим заново…

— На голой веткеВорон сидит одиноко.Осенний ветер,

— сказал я. — Прощай, любимая.

— Старый пруд…Прыгнула в воду лягушка.Всплеск в тишине,

— прошептала, она. — Мы еще встретимся, милый.

Вот так гораздо лучше.

Сегодня Арана-сан говорил по-русски совершенно чисто. Видимо, от волнения. Мы делали Сад Камней для самого Саканиси Тадаси и должны были кончить его до завтрашнего вечера. А у нас еще и не все камни подобрались…

Я копошился вокруг Сада, засевая периметр быстрорастущей зеленой травкой. Легкий предновогодний снежок, словно чувствуя свою неуместность, таял, не долетая до земли. Само пространство Сада уже было засыпано отличной неровной галькой, экспортированной с Капчагайского карьера в Казахстане.

Урча мотором, подъехал Валерка. Урчал джип, Валерка сиял радостной улыбкой.

— Арана-сан, — крикнул он. — Нашел! Вот он, главный камень Сада!

Арана-сан заглянул в джип. Придирчиво осмотрел огромный валун. Послюнявил палец, потер им камень, лизнул… Лицо его раскрылось в довольной улыбке.

— Хорошо, — сказал он. — Будем устанавливать.

Они поднатужились и стали выволакивать валун из джипа.

— Осторожнее, — крикнул я.

Арана-сан гордо промолчал. Валун вывалился из джипа и радостно покатился на них. Валерку отнесло в сторону, а Арана-сан храбро запрыгал перед валуном, пытаясь притормозить его руками. Валун неумолимо наступал, прижимая Арана-сана к стене дома Саканиси-сана. Я испугался, потом вспомнил, что дом Саканиси-сана сделан из рисовой бумаги, и успокоился.

У самой стены валун остановился. Арана-сан облегченно вздохнул и прошептал что-то по-японски. С огорчением посмотрел на раскрошившийся край валуна. Вновь обошел вокруг него, осматриваясь. Кивнул:

— Еще лучше стало. Берись, Валера.

Рыча от натуги, они поволокли камень.

— Помочь? — робко предложил я.

Валера и Арана-сан дружно покачали головами. Я достал новый пакетик с семенами и стал укладывать их в проковырянные специальной иголочкой лунки.

— Знаешь, чего мне сказала моя? — спросил Валерка на перекуре.

Я покачал головой.

— Только мы кончили, как она заявляет: «Хорошо, когда у юноши или малого ребенка пухлые щеки». Я окрысился, ору: «Какие это у меня пухлые щеки? Это у моего напарника пухлые!» А она отвечает: «Глупый, это же слова Сэй-Сенагон! Неужели не читал? Любимая книга премьера Мититаро! Там еще сказано: „Люблю, когда пажи маленькие и волосы у них красивые, ложатся гладкими прядями, чуть отливающими глянцем. Когда такой паж милым голоском почтительно говорит с тобой, — право, это прелестно“. Ну, мне уже и на Мититаро плевать захотелось… — Валерка опасливо огляделся, — я и говорю: „Гомик твой Сэй-Сенагон!“ А она к стене отвернулась, заплакала и говорит: „Это женщина, она тысячу лет назад жила…“ Опростоволосился я…

Валерка со вздохом загасил окурок о главный камень Сада и сказал:

— Ну что, вперед, на бабу-Клаву? Работать надо.

6. МЕСТНОСТЬ СЕРЬЕЗНОГО ПОЛОЖЕНИЯ

— Сергей-сан, — сказал Арана-сан. Я подпрыгнул. — Сергей-сан, мне стало известно, что у вас есть особый конверт. Отдайте его мне. Я стану вашим вечным должником.

— Зачем вам-то конверт? — спросил я.

Помолчав минуту, Арана-сан с улыбкой сказал:

— Один из моих предков не успел доставить важное известие своему князю. Он задержался в пути, и князь умер, не успев прочитать его. Этот позор лег на весь наш род… Он заставил меня уехать с острова. Если я пошлю письмо вместо него… в этом конверте оно дойдет вовремя.

— Простите, Арана-сан, — огорченно ответил я. — Но конверт нужен мне самому. — Арана-сан вздохнул и улыбнулся. — И что вы все выпрашиваете конверт? — спросил я. — Наймите якудзу, через час доставят… вместе с моим мизинцем, если надо.

— Такие конверты нельзя отнять, — тихо сказал Арана-сан. — Их можно только подарить. Извините за беспокойство, Сергей-сан.

7. МЕСТНОСТЬ БЕЗДОРОЖЬЯ

В курятнике было тепло и пахуче. Полуметровый слой куриного помета застилал пол. Это не беда, конечно… Но подтекшая вода заставила птичье дерьмо преть, выделяя в воздух калории и ароматы.

— Как знал, — пробормотал Валера, поправляя высокие, до колен, сапоги. — Ну, а ты чего будешь делать в своих ботиночках?

Возбужденно кудахтали куры. Матово поблескивали свежие яйца. Я взял ближайшее яйцо и швырнул его в потолок. Валера заорал.