Майкл Суэнвик - Хроники железных драконов (сборник)
А затем, выкатив от ужаса глаза и широко раздувая ноздри, его тяжелый, как битюг, жеребец помчался прямо на Вилла. Толпа завопила и прыснула по сторонам.
Вилл стоял, словно примерзший к асфальту.
Он был один посреди этой улицы, опустевшей как по волшебству. Пылающий Улан набычил голову, нацелился пикой и пришпорил своего скакуна.
– Ублюдок! – кричал он. – Наконец-то ты умрешь!
Фигура улана разрасталась, заполняла все поле зрения. Вилл слышал где-то в своей глубине истошные вопли дракона, который требовал для себя полной свободы действий. Каковое требование с учетом обстоятельств было более чем разумным, но Вилл просто не мог ничего предпринять, он был как заяц, попавший в луч света от фары, или мошка, зачарованная пламенем, с той лишь единственной разницей, что для него парализующим светом стало ошеломленное понимание, что жизнь его стремительно движется к концу.
Возникшие из ниоткуда руки схватили Вилла и грубо отшвырнули в сторону.
Падая на землю, Вилл успел увидеть, что точно на том самом месте, где только что стоял он сам, стоит теперь Нат. Он видел, как пика вошла в Натово тело и вышла с другой стороны. Он увидел, как Натово лицо исказилось от боли. Он увидел, как брызнула кровь.
Он увидел, как Нат умер.
Но ровно через мгновение толпа вновь нахлынула и ликующе вскинула Вилла вверх, демонстрируя тем, кто подальше, что он не погиб. Пританцовывая от радости, его передали волхвам, которые, почтительно кланяясь, усадили Претендента на Престол в уже поджидавший портшез. Его почетный караул составили невозмутимые, в полной парадной форме офицеры политической полиции, а следом выстроились рядами самые видные из высоких эльфов, в их числе – все Лорды Правления. Затем четыре старейшие, почтеннейшие ведьмы подняли портшез на свои старушечьи плечи, и вся процессия проследовала к вестибюлю «Арарата», откуда лифты должны были вознести их во Дворец Листьев.
А сзади, словно взбесившиеся призраки, визжали и улюлюкали десятки сирен. Дробным стаккато мигали фотовспышки. Полицейские, сцепившись руками, еле сдерживали напор репортеров. Но Вилл всего этого не видел и не слышал, он закинул голову к небу и в голос завыл.
Ната Уилка больше не было.
Под звуки бойрана, флейты и цевницы беспомощного Вилла уносили все дальше от окровавленного тела Ната. Бесись сколько хочешь, вой сколько хочешь, все равно никто тебя не услышит.
А на улице оркестрик из дуппи наяривал регги и граждане весело танцевали.
Царевич, законный наследник нашелся, и монархия восстановилась. Распорядительству Совета Волхвов, Лиосалфара, Докалфара и Лордов Мэральности пришел конец. О демократии можно было забыть. И все, как казалось, жители Вавилона были вне себя от радости.
Для них это был счастливейший из дней.
18
В тени Обсидианового престола
Значение ночного гудка паровоза одно и то же на всех языках. Оно замешано на одиночестве, инаковости и бессильном желании быть где угодно, но только не здесь, кем угодно, но лишь не этим проклятым собой. От этого звука сердце сжималось мучительным осознанием, что поезд уезжает без тебя и так же будет и в будущем. Ты никогда не поспеешь на волшебный поезд, который унесет тебя в дальнюю страну, где лежат решения всех твоих проблем. Ты никогда не приедешь в тот сказочный город, где все, к чему ты втайне стремился, раздают бесплатно на улицах.
Сидя в полуночном саду на резной серпентиновой скамье и слушая, как затихает далекий гудок, Вилл уже почти жаждал, чтобы этот поезд все-таки пришел и унес его к смерти.
Он тяжело вздохнул.
– Сэр? Вам что-нибудь нужно? – вопросил бесплотный голос мажордома.
– Нет. Конечно же нет. У меня есть все. Ну что мне может быть нужно?
– Сэр?
– Уйди, Ариэль.
У ног его поблескивал пруд, темный, как лужица туши. Над ним висела луна. Он посмотрел сперва на луну, а затем на пруд. В этом пруду водились рыбы ничуть не менее странные, чем все, что можно найти в хрустальных чертогах луны. И все равно он не мог себе даже представить ничего столь же странного, как он сам – фактический царь, только и мечтавший, что ускользнуть от всех этих слуг, богатства и дворца, жулик и проходимец, жульничеством загнавший себя в самую роскошную тюрьму во всей мировой истории.
– Сюда идет Мастер Испытаний.
– Заткнись, Ариэль.
Беззвучно ступая по гравию садовой дорожки, едва различимый во мраке, Мастер подошел к скамейке и сел рядом с Виллом.
– Думаю, теперь ты ориентируешься в ситуации получше, чем при первой нашей встрече.
Это был Флориан Л’Инконну. Он не то чтобы улыбался, но смотрел на Вилла с выражением далеко не таким недружелюбным, как мог бы тот ожидать.
– Я чувствую себя как в капкане.
– Тебе ни к чему так думать. Тем более теперь, когда испытания прошли столь успешно.
Так оно, в общем-то, и было. Анализы показали наличие в крови Вилла значительной смертной доли, что ничуть того не удивило, а кольцо, полученное им от Ната, было объявлено достаточно старым и вполне соответствующим описаниям царского фамильного перстня, что, если учесть всегдашнее стремление Ната к максимальной правдоподобности, тоже было вполне естественно. Но удачно прошли и личные испытания: мгновенное исцеление золотушного чертенка, когда Вилл коснулся его рукой, и одобрение волхвами невзрачной деревянной ложки, выхваченной им наугад из целой россыпи всевозможных безделушек, – чего он никак уж не ожидал. А не далее как этим утром сивиллы подкинули семнадцать монет, чеканенных из самородного серебра, и все они выпали орлом. Это стало для Вилла, который мог бы проделать тот же самый трюк дюжиной различных способов, наилучшим доказательством, что идет откровенный мухлеж в его пользу.
– Ну и что? Конец тут может быть только один.
– Да, – кивнул Флориан, – я знаю, что ты считаешь себя самозванцем. Но не исключено, что ты ошибаешься, не забывай и о такой возможности. Было допрошено достаточно беженцев из этой твоей деревни, чтобы надежно установить: твое происхождение более чем туманно.
– Иначе говоря, я ублюдок, незаконнорожденный.
– Чего отнюдь не следует стесняться, если отец твой царь. Монарх по сути своей божествен. Его прикосновение возводит простолюдина в рыцарское достоинство. Его семя порождает наследников.
– Ну да, – кивнул Вилл, – роскошный способ клеиться. – Он надолго замолчал. – А как там она?
– Да вполне нормально. – Флориан не стал притворяться, будто не понимает, о ком речь. – У нее по горло работы, это затягивает. Помнишь, как ты пришел к «Арарату» и привел за собою весь этот сброд? Там же стоял наш драгоценный Совет в полном составе, без никаких уклонистов. Так знаешь, кто это организовывал? Алкиона, ей дали за это почетный значок.
– Рад слышать.
– И все время спрашивает, как у тебя дела. Так, словно между прочим. Кстати сказать, как тебе здешняя обслуга?
– Из кожи лезут, – фыркнул Вилл. – Мне тут захотелось пофехтовать, чтобы форму совсем не утратить, и я попросил у них оружие. Думал при этом о шпаге, но сошла бы и рапира, так что конкретизировать я не стал. Свет! – скомандовал он, чуть возвысив голос, и тут же вспыхнула вереница садовых факелов. – А теперь смотри, что они мне дали.
На ладони Вилла сам собою лег японский меч. Освободив клинок от ножен, он протянул его Флориану.
– Масамунэ![86] – Флориан повернул клинок таким образом, чтобы в свете факелов засверкали мартенситовые кристаллы. – Ты только посмотри на эти ниэ! Словно звезды! Подержать такой меч в руках и то уже огромная честь!
– А они вот дали его мне.
– Самому достойному.
– Я фехтую очень посредственно и всегда имел дело с европейскими клинками. Я же раньше катану и в руках-то никогда не держал. Вряд ли этот меч нашел во мне самого достойного хозяина.
– Что-то ты сегодня не в духе, – сказал Флориан и положил ладонь на Виллову коленку.
– Так ты что, – изумился Вилл, – этого хочешь?
– Как? Да нет, что ты. То есть я отнюдь не против, но по большому счету мне нужен царь. Абсолютный монарх – это оружие, превосходящее по остроте все творения великого Масамунэ, и я хочу, чтобы это оружие было в руках у меня. Первый же удар, – он взмахнул мечом, – напрочь снесет всю бюрократию, которая мешает Вавилону сделать хоть что-нибудь путное, второй – обезглавит законников. Третий – покончит с предателями, которые по возвращении с фронта распускают зловредные слухи, что война безнадежно завязла и что выиграть ее нельзя. Еще один для подрывных элементов, движимых классовой завистью, для профсоюзов, интеллигенции, пораженцев…
– Наличие у нас законов и юристов, а также правдоговорительниц имеет под собой самые серьезные основания, – заметил Вилл, вставая, – а действие ради действия – это какой-то абсурд. – Он пошел по аллее, и Флориан последовал за ним.
