Алан Фостер - Избранные произведения.Т.7. Проклятые: Фальшивое зеркало. Военные трофеи
— Леди и джентльмены, пожалуйста, садитесь, — Левон улыбнулся им, обнажив восстановленные зубы.
Когда они прислушались, он продолжил:
— Прежде чем мы займемся текущим делом, я хочу поблагодарить вас всех за усилия в последние несколько месяцев. Юго-восток почти примирен, чего там не было уже достаточно долго. Мне докладывают, что работники образования прилагают максимум усилий, чтобы ситуация снова не вышла из-под контроля. Может быть, мы не добились тех же результатов, что наши люди на некоторых других мирах, но, в конце концов, это Даккар.
Эти мудрые слова были встречены глубокомысленными ухмылками и взрывами хохота.
— Иногда мне кажется, что мир вести труднее, чем войну.
Опять раздался смех, к которому примешалось несколько негромких ругательств. Аль-Хайким автоматически обратил на них внимание для дальнейшего использования.
— Может быть, некоторые из вас заметили, что демобилизация не всегда идет гладко. Нелегко, когда твои родители и деды посвятили свою жизнь войне за великое дело, а потом это дело внезапно исчезает. Перестроиться нелегко. — Он сочувствующе улыбнулся. — Мне и самому приходится трудно.
— Тяжело стоять перед соединениями, которые покрыли себя славой в бою, и говорить, что завтра им придется учиться быть статистиками, или крестьянами, или работниками технологических линий. Не знаю, как вы, а я не могу не испытывать при этом чувства потери. Но надо признать: если б не появление время от времени конфликтов, проблема стояла бы еще острее.
Послышалось достаточно громкое, но отнюдь не всеобщее, одобрительное бормотание.
— Находящимся здесь повезло. Мы по-прежнему вместе, делаем то, чему были обучены. Выполняем то, что у нас получается лучше всего. — В голосе его зазвучало сожаление. — Жаль, что так будет не всегда. В конце концов, теперь у нас мир.
Он зашагал вдоль полки, и движения его были такими же размеренными и четкими, как и его речь.
— И вот о чем я всегда думал, солдаты, а что дает нам этот мир. Что мы, как сражающиеся люди, от него получаем?
— Отсутствие смерти, сэр, — осмелился заметить какой-то проницательный майор из дальнего конца комнаты.
Левон кивнул.
— С этим не поспоришь. Что еще?
Других комментариев не последовало.
— Как насчет дружбы с Узором? Если не считать того, что нас так и не пригласили вступить в эту царственную организацию благородных не-вояк. Коммерческую выгоду? К дьяволу, гивистамы и о’о’йаны лучшие техники, чем мы, вейсы — лучшие художники, с’ваны — более хитрые изобретатели, мотары и сспари более умелые фермеры. И где же мы теперь? И что же происходит, когда наши прежние враги переходят на мирные рельсы? Никто не умеет строить так качественно, как эти чертовы пучеглазые криголиты. Похоже, что бы мы ни попытались делать, кто-то другой умеет это делать лучше нас. Конечно, мы по-прежнему остаемся лучшими воинами Галактики, ее самыми стойкими бойцами. Даже наши прежние противники это признают. И позвольте, почтенные леди и джентльмены, задать вам один вопрос: а на хера нам теперь это?
Собравшиеся офицеры беспокойно зашевелились. Аль-Хайким сделал вид, что участвует во всеобщем движении, но его внимание было направлено на то, чтобы отмстить, как реагируют его коллеги. Теперь уже было очевидно, что собрание — нечто большее, чем неформальная встреча.
Левон предоставил им время поругаться, поспорить и, наконец, остыть, а потом поднял обе руки, призывая к тишине. Теперь все слушали его с полным вниманием. Никто не смеялся.
— Я знаком с некоторыми из вас с первых дней вашей службы, начиная с бригадира Хайема, — он указал на подремывающего пожилого человека, сидящего в огромном туго набитом кресле, — до некоторых из вас, младших офицеров. — Аль-Хайким был рад, что Левон не посмотрел в его сторону. — И вы, в свою очередь, меня знаете. Я не дипломат и совершенно не способен к долгосрочному планированию. Бей прямо, не отклоняйся! — таков был мой девиз, еще когда я был мелкой рыбешкой. Он мне неплохо послужил. Я все еще здесь, все еще в оригинальном издании. — Он широко открыл рот. — Если не считать этих керамических жевалок.
Некоторые из присутствующих невольно рассмеялись.
Левон понизил голос:
— Производства О’о’йана.
Смех смолк.
— Война закончилась. Этого МЫ добились. Мы, люди. О, конечно, мы получили немалую материальную помощь от Узора, и массуды тоже повоевали, но это МЫ повернули ход событий. Ни одной расе не отнять у нас этого. — Но дело в том, что никто из них не хочет ничего нам дать взамен. Какое место займем мы теперь, когда работа, которую мы выполняем лучше всего, больше не нужна?
Кто-то из комнаты произнес:
— Я слышал, что Мазвек уже подал заявление о вступлении в Узор.
Послышался всеобщий ропот изумления.
Левон глубокомысленно кивнул.
— Наши прежние противники. Мы им перья пощипали на Летанте-II и Коршууке. А теперь их приглашают вступить, а мы все еще стоим в сторонке с глупым видом, как уродина, которая ждет приглашения на танец.
Он упер руки в бока и пристально обвел всех взглядом.
— Это если считать, что спустя полстолетия еще останется Узор, который пригласит кого-то на что-то. Без Назначения, против которого все они объединялись, вся система может рассыпаться. Она уже сейчас начинает трещать. Знаете, что это означает? Без надежных, традиционных межзвездных связей, вроде тех, что существуют между гивисами и о’оми, например, все обжитые людьми миры мгновенно превратятся в галактические задворки. У нас нет ничего, что было бы нужно кому-то еще, и они не будут обязаны иметь с нами дело. Ничего себе благодарность за несколько столетий крови и жертв! О, анархии не будет! Для этого они слишком цивилизованны. Просто, если принять во внимание расстояния между звездами, все станет намного свободнее. И мы будем без помех плавать где-то с краю. Никакой галактической империи для человечества, как считали некоторые писатели в давние дни. Какая, к черту, империя! У нас даже и второстепенной роли не будет. Нас просто снова будут игнорировать.
— Может, существует доля и похуже, но я в этом не слишком уверен. О, человечество, конечно, выживет. У нас будет своя маленькая ассоциация миров с центром на старушке-Земле. Если, конечно, нам удастся не погубить самих себя. Неспокойствие — первое на это указание. Психосоциальные призраки нашего замкнутого одномирного прошлого. Тем временем остальная часть Галактики будет снова отталкивать нас — этого им всегда хотелось.
Теперь он уже убеждающе жестикулировал. Аль-Хайким впервые обратил внимание, как обезображены и испещрены шрамами его руки, многократно восстанавливавшиеся при помощи регенеративной гивистамской хирургии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});