Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы

– Сюда идут.

Только сейчас Перл услышала звуки ударов и пьяные выкрики. Кто-то проорал несколько строк непристойной песни; голос сорвался в фальцет и оборвался, заглушенный грубым хохотом. Из подворотни вывалилась целая компания. Рабочие сгрудились, загородив дорогу, – плотная толпа, окутанная запахом перегара, каждый едва стоит на ногах и каждый – опасен, как голодный, бешеный зверь. Черноволосый усач, шедший впереди, окинул Перл медленным, оценивающим взглядом, коротко посмотрел на офицера. Нехорошо усмехнулся, полез в карман.

– Прочь с дороги, шваль! – Козмо шагнул вперед, загораживая Перл, потянулся к поясу.

– Бирманец! – заорали из толпы. Усатый угрожающе забормотал – Перл не могла разобрать слов. «Почему бирманец? – отвлеченно подумала она, – откуда здесь…»

Сухой треск оглушил ее, в нос ударил запах пороха. Пьяный пошатнулся, медленно повернул назад и пошел прочь – сейчас он казался почти трезвым, прямой как палка, шагающий торжественно и размеренно. Вдалеке затихал топот убегающих гуляк.

– Идемте, идемте, – Козмо подтолкнул Перл вперед. Они быстро прошли мимо усатого – тот попытался что-то сказать и осекся, покачнувшись. Козмо хмурился; рука, поддерживающая Перл, едва заметно дрожала.

– Вы меня презираете? – тихо спросила Перл.

– Нет, отчего же, – ответил Козмо, не поворачивая головы. Дальше шли молча.

У двери в подъезд Перл остановилась.

– Дальше я пойду одна, вам опасно. Прощайте.

– Я не оставлю вас здесь, – возразил Козмо. – Послушайте!

Из раскрытых форточек доносились пьяные крики. «Моя Полли – девочка что надо, разогреет самого кальмара», – сипло пропел кто-то и осекся с коротким вяканьем. На мостовую грохнулась бутылка и взорвалась брызгами осколков.

– Красс ненавидит офицеров… и не стесняется в средствах.

– Что ж, – пожал плечами Козмо, – я тоже не люблю отребье.

– Уходите. Иначе он убьет вас, – Перл подалась к офицеру, умоляюще заглянула в глаза. – Уходите… – прошептала страстно, кладя руку на плечо.

– Поймите, здесь опасно. Вас некому защитить…

– Если вас не пугает собственная гибель, подумайте обо мне! Если он вас увидит… Уходите!

– Аделида…

– Ну хотите, я вас поцелую? – У Перл вырвался истерический, звенящий смешок. – Тогда вы уйдете?!

– Зачем вы так?

Перл взялась за ручку двери. «Прощайте», – прошептала она и протянула руку. Офицер легко коснулся ее сухими губами.

– Прощайте, Аделида.

«Если он обернется…» – подумала Перл. «Святой Иона, сделай так, чтобы обернулся!» – но офицер уходил быстрым, размашистым шагом, растворяясь в полутьме улицы, и наконец скрылся за поворотом.

Перл вошла в аммиачную вонь подъезда. На площадке между этажами тускло светил единственный фонарь – газ прикручен до минимума. Призрачный синеватый свет еле пробивался сквозь густой воздух; в нем, как в грязной воде, ходили громадные тени, в тягучей тишине заунывно плакали, и плач сливался в мелодию – Перл узнала песню с разбитой пластинки. «Киты поют, – подумала она, – киты поют “Немного любви для Долли Джонс”. Для меня…» Прикрыв глаза, попыталась подпеть. Голос поплыл, дрожа и дробясь. Тишина взорвалась прилетевшим сверху воплем; китовые тени обернулись изломанной тьмой лестницы. Она шагнула на первую ступеньку; из-под ноги выкатилась бутылка. Перл замерла, взявшись за виски и мучительно хмурясь: зачем она здесь?

Ах да, Красс. Она зачем-то шла к Крас су. «Я спрошу его – что ты знаешь о Левиафане, Красс? Нет, просто – ты помнишь меня, Красс? Ты же не забыл?» Перл поднималась по лестнице, старательно отсчитывая этажи. Кто-то хрипло задышал у порога – Перл мышью проскользнула мимо, задыхаясь от перегара и вони немытого тела. «А чистеньким-то рыло сегодня хорошо потрогали, гарпун им в брюхо», – хрипло проговорили за дверью; в ответ загоготали, и сквозь ржание ужасающе искренний голос добавил: «Ненавижу, рррвать гадов!»

Перл, едва не теряя сознания, оперлась о липкие перила. «Я иду к Однорукому Крассу, Крассу Дестривару, – шептала Перл, – вы не смеете тронуть меня, он вам покажет!» Она поднималась, хлопая ладонью по засаленному железу; ноги гудели, удары сердца больно отдавались в голову, и пульсировал шрам. Однорукий Красс казался чем-то далеким и едва ли существующим – линией горизонта, к которой надо идти просто для того, чтобы не упасть. «Он меня помнит, помнит! третий этаж… еще два. Он меня помнит».

Раздался женский визг, хлопнула дверь, торопливо и тяжело застучали каблуки. Перл шарахнулась, прислушиваясь. Шаги замедлились, из темноты густо пахнуло амброй и потом. «Опоздала, сестренка, здесь все уже перепились». Мимо прошла, качаясь, толстая женщина в пестром измятом платье; на ее скуле набухал черный кровоподтек. Спустившись на пару ступенек, она задрала подол и заткнула за чулок банкноту. Перл на цыпочках шагнула вперед. Позади пьяно забормотали – «брось, не жадничай, опоздала», – послышались неверные шаги вверх, и Перл в страхе рванулась, проскочив сразу пару пролетов.

Дверь в квартиру Дестривара была приоткрыта.

– Красс? Красс, это я, Перл… – она облизнула пересохшие губы. – Твоя Пенни…

Она вошла в темную прихожую. В нос ударил застоялый табачный дым, острая вонь дешевой выпивки – Дестривар никогда не проветривал. С гвоздя свисало темное тряпье – какие-то куртки, пальто, бушлаты; из-под этого хлама торчал девственно-белый, пушистый рукав роскошной шубы. Перл прикусила губу. «Красс?» – вновь позвала она. В квартире стояла густая тишина – окна выходили в пустой двор-колодец, и пьяные крики казались далекими и слабыми. Она вслепую шагнула вперед – под ногой гулко загрохотало. От неожиданности Перл шумно втянула в себя воздух. В темноте угадывались угловатые очертания огромной металлической руки. Пальцы, покрытые зелеными пятнами, скрючились у самого носка – вот-вот заскребут по туфле, подбираясь к лодыжке. Перл отдернула ногу и нервно рассмеялась. Смех перешел во всхлипывания. Сердито вытерла глаза кулаком и толкнула дверь в комнату.

Свет уличного фонаря едва проникал сквозь покрытое сажей и пылью окно. Красс лежал на полу, широко раскинув ноги. Рядом валялась бутылка – из нее натекла черная, лаково блестящая лужа, и таким же черным была залита рубашка Дестривара. От него едко несло потом, табаком и почему-то – медью и какими-то химикалиями. Перл шмыгнула носом и опустилась на колени. Погладила колючую холодную щеку. Сейчас Красс замычит, откроет глаза и скажет: «Опять сырость развела». И еще: «Подбери сопли». Перл улыбнулась сквозь слезы, потрогала горящий шрам над ключицей. Улыбаясь, тихо легла рядом с Крассом, вытянулась под боком, уткнувшись головой под мышку. Царапнуло лоб – Перл завозилась, по щеке мазнуло липким и холодным, рука погрузилась в густую жидкость.