Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода

— Мало нам бед с нашим создателем, не хватало еще связаться с его конкурентом, — заметил Пит.

— Не богохульствуй, Джеф Пит, ты ведь уже глубокий старик, — устыдил его Чарли. — Во всяком случае, если такое чудовище и существует, оно, скорее, предпочтет нам уток. Посмотрите на себя!

В тот вечер они с особой тщательностью выбирали место для ночевки, чтобы свести до минимума вероятность внезапного нападения.

На следующий день они шли под парусом на юг, гребли, когда ветер стихал. Лесистые холмы, которые были видны весь предыдущий день, постепенно скрылись, и среди однообразного пейзажа теперь выделялся лишь двугорбый остров. Путники достигли его к вечеру, когда у лодки выросла длинная тень, которая пришвартовалась вместе с ней в небольшой, кое-как укрепленный бухточке. Земля здесь явно обрабатывалась, а выше по склонам бродили стада гусей, уток и другой домашней птицы. Несколько старушек, которые следили за птицами, подошли к берегу и рассматривали пришельцев. Старушки сказали, что это место называется остров Виттенхэм, и неохотно разрешили путникам остаться здесь на ночь. У большинства обитательниц острова были ручные выдры, ловившие для своих хозяек рыбу и дичь.

Старушки стали немного приветливее, когда убедились в миролюбии Седой Бороды и его спутников. Как выяснилось из разговора, на острове обосновалась некая религиозная община; ее члены верили в Учителя, который изредка являлся им и проповедовал о Втором Времени. Они попытались было обратить в свою веру и гостей, но Марта тактично сменила тему, спросив, как долго поселенцы живут на острове.

Одна женщина рассказала Марте, что они пришли на эти холмы из города Дорчестера лет семь назад, когда разлившаяся река начала затоплять их земли и дома. Теперь их прежние жилища полностью скрылись в глубинах моря Варке.

Речь этой старушки звучала довольно странно и временами становилась почти непонятной. Как будто туман, который простирался над водами, окутывал и человеческое разумение. Конечно же, следовало ожидать, что у небольшой изолированной группы людей появится своеобразное наречие, но необычной была быстрота, с которой это произошло.

Марта и Седая Борода говорили об этом явлении поздним вечером, когда легли спать.

— Помнишь, мы встретили странного старика по пути в Оксфорд? — спросила Марта. — Ты еще говорил, что у него вместо жены барсук.

— Смутно. Это уже давненько было.

— Я помню, мы спали в его сарае с северным оленем. Он еще лечился у этого жуткого доктора на ярмарке, как же его звали? Ох, моя память!..

— Кролик Джингаданджелоу?

— Точно — твой приятель! Старик что-то плел про то, как быстро летят годы; он воображал, будто ему лет двести или около того. Недавно я про него вспомнила и наконец поняла, почему он так говорил. Вокруг слишком много перемен, Олджи, и я начинаю всерьез думать, что мы живем уже много столетий.

— Изменился темп. Мы выросли в лихорадочном мире, а теперь цивилизации больше нет.

— Долголетие — это иллюзия?

— Прекращается существование человечества, а не смерть. Все остальное, кроме нас, продолжает жить прежней жизнью. А теперь давай спать, дорогая. Я устал от весел.

Через минуту она сказала:

— Наверно, это все потому, что нет детей. То есть, даже не у меня, а вообще вокруг. Жизнь делается такой пустой… и ужасно долгой.

Седая Борода раздраженно сел на постели.

— Ради Бога, перестань говорить про детей. Я знаю, что у нас их нет, и в любом случае мы слишком стары, чтобы иметь детей. Это уже свершившийся факт моей жизни, так же как и твоей. А ты все твердишь одно и то же!

— Я не твержу, Олджи! По-моему, я упомянула об этом единственный раз за целый год.

— Да, ты упоминаешь об этом один раз в год. И примерно в одно время, в конце лета, когда созревает пшеница. Я уже заранее жду чего-то в этом роде.

Он устыдился своего раздражения и обнял Марту.

— Я совсем не хотел тебя обидеть. Иногда меня пугают собственные мысли. Может быть, из-за отсутствия детей возникает какое-то психическое расстройство, а мы о нем не догадываемся, потому что раньше такого не было.

Еще под впечатлением его предыдущей реплики, Марта заметила:

— Что-то вроде этого я слышу от тебя гораздо чаще, чем раз в год. Может, ты-то как раз догадываешься о своем расстройстве?

Тимберлейн отодвинулся от нее, ощущая смутную боль в теле. Потом рассмеялся.

— Не знаю, как только вы переносите меня, Марта Броутон! Иногда я сам с трудом себя переношу… Когда речь заходит об этой мировой боли, я одновременно чувствую внутреннюю боль. Смерть отца. Мне бы давно забыть про нее, а я не забываю и не могу понять почему.

— Ты все еще чувствуешь себя виноватым?

— Когда отец был жив, он заботился обо мне не очень хорошо. Теперь я достиг его возраста и спрашиваю себя: мог бы я хорошо заботиться о сыне, если бы он у меня был?..

— Но у тебя его нет и не будет.

Подперев голову рукой, он невесело усмехнулся.

— Боже, мы разыгрываем трагедию о том, как тяжело не иметь детей. Наверно, у предыдущего поколения была другая трагедия: как тяжело иметь детей. Ведь это считалось главной целью рода человеческого, по крайней мере, с биологической точки зрения, не так ли? «Плодитесь и умножайтесь». А если не можете, то и смысла в жизни нет. Если вы не можете умножаться, вам остается только делиться, как сказал бы Дасти Дайк… Ладно, давай спать. Я не хочу заражать тебя своим сумасшествием.

— Во мне живет так много разных существ. — Марта зевнула. — Иногда будто кто-то навязывает мне роли отца, сына или мужа, и ничего нельзя поделать. Временами просто жутко становится. Я стараюсь это подавить, но все опять вырывается наружу.

— Ну, подавление — это твое любимое занятие. Если бы нам довелось прожить прошлое заново, что бы вышло? У нас теперь были бы внуки, и мы бы их забавляли карточными фокусами… Они бы наполнили нашу жизнь смыслом. Когда люди лишены такого счастья, все идет вкривь и вкось, и неудивительно, что бедный старый Чарли начал бредить гномами.

— Наверно, женщина видит это иначе. Я чувствую, во мне есть источник чего-то — наверно, любви, — и мне больше всего жаль, что он пропадет зря.

Тимберлейн нежно погладил ее волосы.

— Ты самое любвеобильное существо на свете. А теперь, если не возражаешь, я буду спать.

Но раньше уснула Марта. Седая Борода лежал некоторое время, прислушиваясь к отдаленным крикам ночных птиц. Его охватило беспокойство. Он осторожно высвободил конец своей бороды из-под плеча Марты, просунул ноги в ботинки, расшнуровал палатку и с некоторым трудом выбрался наружу — спина теперь гнулась не так хорошо.