Дмитрий Громов - Сборник "Один плюс один"

Нет, не напишу.

Лишен таланта, скучен, не умею.

Могу лишь обмануть. "В доспехе латном, один на сотню, с палашом в руке…" Или иначе: "Звездолет "Борец", закончив гипер-квантовый скачок, встал на орбите. Молодой десантник…" И будет мне почет. Тираж вскипит девятым валом, пеною обильной, с базара понесут мои творенья, и, надорвавшись, треснет Интернет от жарких писем: "Лапочка писатель! Не чаю уж дождаться продолженья великой эпопеи!" Я отвечу. Скажу, что продолженье скоро будет. Пишу для вас, любимых, дорогих…

Я никогда не напишу про вас.

Пожав плечами, ухожу с балкона.

II. УБИТЬ ГЕРОЯ

Убить легко. Копьем – как авторучкой. Фломастер – меч. Яд – порция чернил. Толкнуть с обрыва, связанного, в спину, – как вымарать абзац. Убить легко. "За что?" – взмывает одинокий крик, чтоб кануть в Лету. Глупый. Ни за что. Ты виноват уж тем, что мной рожден: смешной, нелепый, лишний персонаж, и о тебе приятней сочинять успешный квест, чем встретиться однажды лицом к лицу. Да, хочется мне кушать, и вот: небрежно вымаран абзац по имени Содом, за ним другой, по имени Гоморра. Продолжать? Зачеркнуты жена и дети Иова. Зачеркнут ты. Не бойся. Ты умрешь не навсегда. Я воскрешу твой труп – драконьими зубами на снегу, метафорами, повестью о жизни, которая, подобно мотыльку, пришпилена к бумаге: не летай, сожженый лампой, солнцем, тем огнем, к которому опасно приближаться. И правде не открыться: ты убит. Я правду наряжу в одежды лжи – и ложь одену в правды наготу. Я напишу, как ты взрослел, как рос и вырос наконец, – героем став, свершил деянья, бросившие небу столь дерзкий вызов, что небесный свод зарделся от стыда; я расскажу, как великаны пали пред тобой, и сотни ослепительных красавиц пришли к тебе, и сотни мудрецов на твой вопрос ответа не нашли.

Убить легко.

Позволь тебя убить. Не укоряй. И не молчи – покорность доверчиво-безгласной немоты иль бунт немой равно бесцельны. Знаешь, мне очень больно убивать тебя. Ты чувствуешь: я ямбом говорю, как будто ямб сумеет укрепить мое решенье. Убивать легко. Ты чувствуешь, сочувствуешь, молчишь, без осужденья смотришь на меня и ждешь решенья. Жди. Сейчас. Сейчас…

Убить легко.

Кого? Тебя? Себя?!

Я никогда…

III. БАЛЛАДА РЫЦАРЯ

Я никогда не стану здесь своим.

Я – лжец, а люди вдребезги правдивы,

И если происходят рецидивы,

То лишь по наущению Змеи.

Я никогда не стану вам родней.

Я – пьяница, а вы воспели трезвость,

И если где царит хмельная резвость,

То лишь в беспутных, вскормленных Свиньей.

Мне никогда не быть одним из вас.

Я горд, а вы неизмеримо кротки,

И, где в почете цепи и решетки,

В опале грива честолюбца-Льва.

Давно пора мне на сковороду.

Домой. В геенну. Смейтесь! – я в аду.

Но если дом горит, и плачут дети,

И псу подстилкой служит добродетель,

И кротость с беззаконьем не в ладу, –

Тогда зовите.

Мрачен или светел,

Как летний дождь, как ураганный ветер,

Лев, и Свинья, и Змей, за все в ответе, –

Зовите, люди!

Громче! –

я приду.

IV. ВНЕЗАПНОЕ

Вспомнил, что сердце – слева,

Вспомнил, что печень – справа,

Вспомнил, что дни – мгновенны,

Вспомнил, что я – не вечен.

Думал забыть – не вышло.

* * *

Не пей, Ивашка, из копытца,

Не будь козлом!

Дана еще одна попытка,

Считай – свезло,

Иди домой. Там на полатях

Вольготно спать,

Там за работу деньги платят,

Где грош, где пять,

Там в праздник хорошо упиться,

Первак горюч…

Копытце ты мое, копытце,

Кастальский ключ.

* * *

Остываю, забываю,

Ничего не успеваю,

От ушедшего трамвая

Понемногу отстаю,

Не прикрывши рта, зеваю,

Где ни попадя бываю,

Эту чашу допиваю

И другую достаю.

Стал слегка сентиментален,

Ночью сплю, дружу с ментами,

Не тираню милых жен

И не лезу на рожон.

Старость?!

ПОПЫТКА ПРОЩАНИЯ

(1982 г. – 2002 г.)

I

Мне, в сущности, и не больно, –

Какая тут, к черту, боль?! –

Я вышел живым из боя,

Из боя с самим собой.

От завтрака до обеда

Сижу, вспоминая бой,

Не хочется мне победы.

Не хочется, видит бог.

Прости, если сможешь, крошка,

За слабенькие стихи,

За горсточку дней хороших,

За сонмище дней плохих,

Ведь многого не итожил

И много не обещал…

Прости меня, если сможешь.

Прощаться – себя прощать.

II

От прощанья до прощенья –

Буковка одна.

Но дорога возвращенья

Больше не видна.

Не пройдешь обочиной,

Не махнешь в галоп,

Тропка скособочена.

Кончено.

Стоп.

* * *

Враждовали. Дружили.

Задыхались от счастья.

Вроде жили как жили,

Только жили не часто.

Бабка с дедкой – за репку,

Мышка с Жучкой – за хвостик,

К сожалению, редко

Жизнь ходила к нам в гости.

В остальное же время,

В ожидании жизни, –

Замерзали. Горели.

Враждовали. Дружили.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС

Мне всегда попадались евреи

неправильной масти –

Оголтелые в драке,

Безудержные во хмелю,

С засапожным ножом

и особенным взглядом на счастье.

Я любил их, неправильных.

Я их поныне люблю.

Мне всегда попадались евреи

с дырою в кармане,

Без гешефта и пейсов,

Зато с ломовым кулаком.

Им ядрёная Маня давала

без стимула "money", –

А с другими евреями, каюсь,

Я был незнаком.

Редко резали крайнюю плоть –

лучше уши Ван Гогу! –

Но под "Графскую" сальца

Нарезать любой был мастак.

И когда старый ребе просил

охранять синагогу,

То менты козыряли, гуляючи мимо поста.