Ярослав Веров - Бозон Хиггса

Ваня и в самом деле косой. Смотрит, кажется, куда-то в угол, а при этом — на тебя. Говорит, для сталкера очень полезное свойство. Очень, говорит, сбивает с толку противника, когда целишься в него.

Интересная жизнь у сталкеров. Ведь целый необитаемый мир вокруг, чего там только нет! Когда-нибудь обязательно напрошусь в экспедицию.

В Нижнем районе натуральной пищи не найдёшь — синтетика. У Вани же на столе яблоки-дичка, притащил оттуда. И свежайший каравай из личной пекарни Антона Васильевича. И жареный заяц. Говорит, своими руками подстрелил. И Василиса, жена Косого — спортивная девушка, блондинка, у-шу занимается. Фигура… пружина, а не девушка. Интересно, у него в каждом полисе такая Василиса? Вот и рифма случилась: в полисе Василиса.

Косой со мной очень вежлив. Антон Васильевич говорит — невоспитанные сталкеры не выживают. Одна-две экспедиции — и всё. Где речь идёт о ценах от ляма грамм-эквивалента и выше, там грубым быть нельзя. Поэтому всё по имени-отчеству и на «вы». Иван Сергеевич да Олег Антонович. Вот он мне о чудесах рассказывает и вроде бы в угол смотрит, где стоят бронзовые каминные часы. Не антиквариат, но под старину и массивные. Чрезмерно массивные. Для сталкеров в предметах главное — масса. Такие тонкие материи, как изящество, эстетика и дух старины — им чужды. Я их понимаю. Девяносто процентов жизненного времени — риск непрерывный. Где-то застрял на периферии — и пошёл массу терять. А теряется она невозвратно…

Цену Иван Сергеевич набивал в своей манере: с ужасными подробностями. Про развалины древнего города, полыхающие в ночи вампирическим кровавым свечением. Про черный скелет-дарк, что левитировал над светящимся холодным ртутным блеском диваном, удерживаемый от того, чтобы взмыть в небо, — потолка в доме-призраке не было, — лишь весом картины, которую он, Иван Сергеевич, спас от дематериализации. Цена, понятно, определялась не именем автора картины, а затраченной на экспедицию массой. Ну, понятно, и моральными издержками.

Торговались долго. Косой успел выложить с десяток подобных историй и ближе к рассвету наконец вынес картину.

Да. Это был праздник. Мой походный мюоноскоп моментально «сделал стойку», как только я приблизил детектор к полотну. Подлинник! Мюонно-резонансный спектр грунта давал полное соответствие по базе данных именно для Пикассо. А визуальный анализатор структуры мазка показал девяносто восемь процентов соответствия! Подпись, правда, оказалась фальшивая. Но это ничего. Это в истории искусства встречается часто. Я пробил по базе общее изображение. Картина называлась «Философия сферы» и считалась бесследно исчезнувшей во время Второй мировой войны после бомбардировки Кёльна — нынешней западной окраины нашей Северной Конференции полисов.

Картину надо было брать обязательно. И я взял. Сбросил Косому его лямы и не без трепета приложил свою Карту к обратной стороне холста. Наверное, это передалось мне от отца, этот сакральный трепет, когда соединяешь вещь со своей жизнью…

Джош

Я тупо смотрел на ручной дисплей Карты. Быть этого не может. Целое деление на абсолютной шкале. Достал из подсумка, с которым вчера ходил в Нижний район, саму Карту. И на её трёхмерном дисплее всё та же потеря целой единицы уровня жизни.

Тупо уставился в окно. С высоты тридцатого этажа нашего личного Здания, подсвеченная со всех сторон, хорошо видна Пирамида Антона Васильевича. Там, рядом с нею, заложен фундамент и моей будущей Пирамиды. А будет ли теперь у меня будущее? Девять дней такого падения — и меня нет. Даже светляком не успею побыть. Говорят, светляком быть приятно, первое время.

Действовать надо. Делать что-то. Я закрыл глаза. К отцу? Не по-мужски. Ему ведь никто не помогал решать его проблемы, когда он, Учёный секретарь института сильноточной электроники, остался в двадцать втором году без работы, практически никем среди моря хаоса. Государств нет. Политики — никто. Люди тают как свечи. И только шарики чёрные — туда-сюда, туда-сюда. И ничего с этими шариками не сделать. Ничем не расщепить. Даже сдвинуть такой невозможно, когда он медленно плывёт над землёй, прошивая насквозь всё, что попадается на пути. Если ты его повстречал, значит, тебе не повезло.

Сработала система автоинформирования, будь она неладна. Стоит смежить веки более чем на полминуты — получите выпуск свежих новостей. Никуда не денешься — трансляция идёт прямо на нервы, ушной и глазной. Чтобы разорвать соединение, нужно лишь открыть глаза. Но открывать не хочется. Хоть на пару минут отвлекусь от своих проблем.

Транслировались новости экономики. У нас, оказывается, инфляция с самого начала года. Такого продолжительного периода роста инфляции, оказывается, не было с самого учреждения Конференции. И в других Конференциях картина сходная. А в Уральской так вовсе жуть — галопирующая инфляция. Масса грамм-эквивалентов растёт неудержимо. Что ж, не у одного меня проблемы. Но что-то это не бодрит.

А пойду-ка я к Джошу. Сын целого нобелевского лауреата, эмигранта. Друг. И брат несравненной Дженифер.

Двенадцатиэтажка Джоша недалеко, за нашей лужайкой для гольфа. В паре минут лёта на левитре. Но захотелось пройтись по мокрой, политой на ночь траве.

Луна в небе, редкие звёзды между облаков. Тихо. Страшно. Страшно хочется жить. Прихлёбываю тоник, как последний дебил. Ничего, надо держать себя в руках, надо быть мужчиной. И не проболтаться Дженифер.

Отшвырнул пакет из-под тоника. Тот вспорхнул, подхваченный ночным ветерком, ярко вспыхнул и исчез. Так исчезну и я. Такой же мгновенной вспышкой… Нет, брат, держи себя в руках.

Джош в это время обычно на крыше. Там у него обсерватория, там его личный вычислительный центр. Бесполезное это занятие — поиск внеземных цивилизаций. Хотя, Джошу виднее.

Я не стал говорить много. Я вообще ничего не стал говорить. Отстегнул браслет и показал.

Джош сразу всё понял. Он тоже ничего не сказал. Я оценил его взгляд. Спасибо, друг, мы ещё повоюем.

— Может, это сбой Карты? — сказал я.

— Может, — сказал он.

— Как проверить? — сказал я.

— У отца в институте. В лаборатории проверки вип-карт. Но там секретно. Допуск придётся оформлять через Антона Васильевича.

— Не хотелось бы подключать его к этому делу.

— Есть ещё хакеры, — сказал Джош. — Я знаю одного толкового.

— Далеко?

— Да здесь, в Академическом.

— Давай с ним свяжемся прямо сейчас. — Мой голос дрогнул, и я, наверное, покраснел.

— Нет. Все каналы связи отслеживаются Разведкой. А ты ведь решил не подключать Антона Васильевича.