Аластер Рейнольдс - Город Бездны

Это только первый шаг. Понадобятся годы, а может, и десятилетия, прежде чем в иерархии Города Бездны произойдут заметные изменения. Но я знал, что это случится. Я дал себе слово, которое не собирался нарушать. Слишком уж часто я это делал в прошлом.

Через некоторое время я снова решил именовать себя Таннером. Хоть и знал, что это обман. Я не имел права на это имя, я украл воспоминания, а затем и жизнь у человека, который на самом деле был Таннером Мирабелем.

Но разве теперь это имеет значение? Я могу считать себя хранителем его памяти, всего, чем он был. Он не был хорошим человеком в обычном понимании. Он был сухим и жестоким, он подходил и к научной проблеме, и к убийству с холодноватым любопытством геометра. Однако он не был негодяем. И даже в тот момент, который перечеркнул всю его жизнь – когда он выстрелил в Гитту, – он пытался сделать доброе дело.

То, что случилось с ним впоследствии, то, что превратило его в чудовище, уже не имеет значения. Эти события не могут очернить того, что Таннер совершал прежде.

Пожалуй, это имя не хуже любого другого. И непохоже, что когда-нибудь оно покажется мне чужим.

Так что я не буду с этим бороться.

Кажется, я опять отвлекся. У меня в кабинете сидит женщина, которая все еще ждет моего решения.

– Так вы принимаете меня или нет?

Да, возможно, она получит работу, но для начала я хочу увидеть других соискателей. Поднявшись с кресла, я пожал ее маленькую, смертельно опасную руку:

– Несомненно, вы в числе основных кандидатов. Даже если это место вам не достанется, постараюсь не упускать вас из виду.

– Почему?

Я подумал о Гидеоне. Все эти годы он оставался пленником. Я обещал, что снова спущусь в Бездну – хотя бы для того, чтобы его убить, – но так и не нашел времени. Он еще жив, поскольку «топливо грез» по-прежнему поступает в Город, правда в ничтожных количествах, что постоянно создает дефицит. И по-прежнему находятся извращенцы, которые покупают страдания Гидеона, очищенные и переработанные, превращенные в нечто доступное их восприятию. Думаю, ему осталось недолго, так что мое обещание может вскоре потерять смысл.

– Я затеял небольшую экспедицию.

– И когда это будет?

– Может быть, через три-четыре месяца.

Она улыбнулась:

– Я профессионал, господин Мирабель. Смотрите, чтобы меня за это время не переманили.

Я пожал плечами:

– Все может быть.

Мы снова обменялись рукопожатиями, и она направилась к двери. Я поглядел в окно. Уже смеркалось, в Пологе загорались огни. Фуникулеры, похожие на крошечных светляков, плыли в вековом коричневом полумраке. Далеко внизу, точно долина, усеянная кострами палаточных лагерей, расстилалась Мульча. Пламя очагов в домах и ночных лавочках отбрасывало мрачные багровые блики на полог Москитной Сетки. Я подумал о миллионах людей, не разлюбивших этот Город даже после того, как плавящая чума изменила его до неузнаваемости. С тех пор прошло целых тринадцать лет. За это время там, внизу, выросло новое поколение. Они едва помнят, каким некогда было это место.

– Господин Мирабель? – окликнула женщина, задержавшись на пороге. – Можно задать последний вопрос?

Я вежливо улыбнулся:

– Да?

– Вы пробыли здесь дольше меня. Был ли хоть один миг, когда Город вам нравился?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Но одно я могу сказать со всей уверенностью.

– Что именно?

– Наша жизнь – это то, что мы делаем сами.

Примечания

1

Южноамериканская Конфедерация (исп.). – Прим. ред.