Георгий Гуревич - Наш подводный корреспондент

Конечно, есть. Индия - плоскогорье с прибрежными горами, Южная Африка плоскогорье с прибрежными горами, Бразилия - равнина с прибрежными горами.

Но в Индии есть алмазы, в Южной Африке - алмазы, в Бразилии - алмазы.

Не могут ли быть на океанском ложе алмазы, которые не удалось найти на Камчатке?

Я взял в библиотеке атлас. На карте Индии были обозначены траппы громадные излияния базальтовой лавы. Вспомнил про Гавайские острова, излияния базальтовой лавы происходят там и сейчас. Считается, что дно Тихого океана огромный базальтовый массив. Все сходится, сходится, сходится...

Бывают в жизни минуты, которые дороже месяцев и лет. Поэты называют их вдохновением. А в науке вдохновение приносит правильная мысль. Пока вы ищете не там, пока пробираетесь ощупью, годы уходят на маленький шажок. Но вот наконец вы нащупали верное решение. Примеряете. Совпало. Подходите с другой стороны, берете другие примеры. Получается! Чужие, далекие, казалось бы не имеющие связи вещи, начинают выстраиваться, объясняться. Сходится, сходится, совпадает! Вы разгадываете тайны, открываете двери, запертые веками. И не потому, что вы талантливее и умнее, а потому, что ключ у вас в руках.

Задача решается, что может быть приятнее? Сделана находка, не для себя же ее хранить. Обновку хочется показать людям, пусть полюбуются. И вновь найденные мысли я понес Сысоеву, человеку, который лучше всех обязан был меня понять.

Напрашиваться на разговор не пришлось. Вечером, после ужина, Сысоев сам подошел ко мне.

- Не буду уклоняться от тяжкого долга, - сказал он. - Признаю, что вы правы, Юрий Сергеевич. У вас удивительное геологическое чутье... или вам повезло на этот раз.

На лице у Сысоева сияла довольная улыбка. Он явно гордился своей принципиальностью.

Я воспользовался случаем и высказал свои мысли об алмазах.

Сысоев слушал внимательно, не перебивая. Но, заглядывая в его лицо, я не видел ни сочувствия, ни радости.

- До чего же вы любите гадать, - поморщился он. - Один раз посчастливилось. Нет, вы опять испытываете судьбу. Снова догадки, снова теории. Сравнение с Индией! О чем оно говорит? Индия на суше, ложе - на дне. Аналогия не доказательство! А где факты? Удивляюсь вам, в статьях вы так осторожны.

- Да, я пишу осторожно, - возразил я, - потому что в статьях я сообщаю выводы. Здесь я думаю. А думать осторожно я не намерен и вам не советую.

- Во всяком деле нужен порядок. Сначала нужно собрать факты, потом обдумать, - сказал Сысоев упрямо.

Терпение мое лопнуло:

- И когда же вы начинаете думать? А до той поры что делаете? Регистрируете, ведете протокол? Отражаете, не думая, как машина Ходорова. Почему-то вам нравится быть придатком к машине. А что вы будете делать, когда Ходоров усовершенствует машину, снабдит ее автоматической записью наблюдений?

Так вздорными колкостями и кончился этот разговор. Я вышел, хлопнул дверью, шепотом обругал аккуратиста Сысоева, потом самого себя за несдержанность, собрал мысли, упорядочил их и отправился к Ходорову.

21

Каждому ученому нужно быть немножко психологом и немножко адвокатом. Не всегда есть возможность доказать, но ведь собеседники твои - люди. Их можно убедить, а кроме того - уговорить или увлечь. С Сысоевым я был откровенен, и напрасно. Ему надо было сказать, что машина собрала мало фактов, что на пологом ложе она будет двигаться медленнее и там легче будет вести наблюдения. Вот тогда он обязательно проголосовал бы за путешествие на ложе.

А что за человек Ходоров? Как подойти к нему?

Прежде всего он энтузиаст, второстепенные соображения ему чужды. Любитель наград давно вернул бы машину на берег. Дошел бы до пяти километров и назад. Рекорд есть, рисковать незачем. Но Ходоров не боится риска. Его испытание модели в пруду - верх неосторожности. Ходоров, наконец, влюблен в свою машину, он рад будет открыть в ней новые возможности.

И я сказал:

- Алексей Дмитриевич, мне кажется, что до сих пор экспедиция была чисто спортивной. Машина установила рекорд глубины - таков итог. (Здесь я покривил душой, на самом деле были уже сделаны открытия, и в геологии в том числе.) В действительности, машина построена для научных и практических исследований, но это нужно еще доказать. И вот подходящий случай: возникло предположение, что на океанском ложе могут быть алмазные трубки. Нельзя ли проверить?

Легко уговаривать того, кто хочет, чтобы его уговорили. Этот молодой инженер был прирожденным исследователем. Завтрашние трудности интересовали его больше вчерашних успехов. И еще больше ему понравилось, что у машины есть возможности, которые он сам, автор, не предвидел.

Впрочем, нас поддержали все участники экспедиции. Никому не хотелось прерывать увлекательное путешествие. Даже Сысоев высказался "за", хотя и с оговорками.

- Я должен предупредить, - сказал он, - что доводы моего коллеги Сошина совершенно неосновательны, говорить об алмазах или каких-либо других ископаемых несвоевременно. Не следует питать несбыточных надежд. Впрочем, даже беглая экскурсия может принести пользу науке.

Я не спорил с Сысоевым. Пусть остается самим собой. Важно, что машина пойдет вперед.

22

Ходоров разложил на столе карту, взял масштабную линейку и разграфленный бланк, на котором было написано: "Приказ No2 от ... сентября 19... года".

- Ну, покажите, где тут алмазы, Юрий Сергеевич?

- Примерно в этой области.

- И как их там искать?

- Но мы же будем смотреть на экран и указывать машине.

Ходоров не согласился:

- Нет, так не пойдет. Машина требует самостоятельности. Вы и сами увидите, что менять программу на ходу хлопотливо. Составляйте задание сразу. Представьте, что вы инструктируете помощника - старательного, точного, исполнительного, но туго соображающего.

- Терпеть не могу исполнительных дураков, - заметил я. - У хорошего геолога не только студенты, но и рабочие понимают научные задачи, знают цель экспедиции.

- Ну, если вам трудно приспособиться к дуракам, разъясните мне, а я уже дам задание машине.

Я собрался с мыслями:

- Ну, хорошо, слушайте. Метод у нас такой: чтобы найти минерал, мы прежде всего изучаем его происхождение.

Происхождение алмазов рисуется нам так.

Были времена, когда вулканическая деятельность на Земле была гораздо сильнее, чем сейчас. Пепел и лаву извергали, не отдельные вулканы, не ряды огнедышащих гор, а глубокие трещины - пропасти. Земная кора лопалась, из разрывов выливались целые озера базальтовой лавы. Вся Индия в один из таких периодов была огненным морем. Страна не знала ночи в те времена, багровым светом она была освещена от края до края, лава изливалась километровой толщей. Теперь, к счастью для нас, ничего подобного нет на Земле. Крошечное озеро лавы на Гавайских островах да трещина, которая открывалась в Исландии в XVIII веке, - вот все, чем мы можем похвастаться в наше время.