Андрей Столяров - Послание к коринфянам

Начать хотя бы с Полигона. Какой идиот решил организовать Полигон под самой Москвой, всего в полутора часах езды от Красной площади – это отдельный вопрос, как раз здесь мне кое-что понятно, то есть, мне понятно, что в данном случае соображения доступности возобладали над всеми остальными, даже над таким важным, как обязательная секретность. Мы ведь существовали не в безвоздушном пространстве, проект оплетало множество самых разнообразных интересов, главными, конечно, здесь были интересы органов госбезопасности, к тому же они имели определенные преимущества перед другими, потому что человек, которого мы все знали под именем Марк (настоящее его имя так и осталось мне неизвестным), первоначально обратился именно к ним, и, начав разработку первыми, они теперь имели ощутимую форму, сказывающуюся в большем знании, однако затем произошла утечка информации (или не утечка, а просто на должной высоте в работе против своих же оказалась военная разведка), прошли стремительные переговоры, в результате чего госбезопасности пришлось потесниться, а образовавшуюся нишу занял генерал Котрох со своими сотрудниками, и уже в самое последнее время сюда каким-то образом втиснулось собственно правительство, я имею в виду Президента и его команду, неясно, как они тут оказались, ходили слухи, что к Президенту обратился непосредственно Марк (вероятно, рассчитывая таким способом получить некоторую свободу маневра) – не знаю, нам, техническому персоналу об этом не докладывали – но факт остается фактом: каждый из этих кланов следил за двумя другими, подозревал – и не без оснований – в попытках незаметно его оттеснить, и в таких условиях, разумеется, не хотел выпускать проект из поля зрения, особенно самый слабый из них – президентский клан, который, как мне кажется, и настоял на Подмосковье. Центральная идея, конечно, была ясна: провести вочеловечивание под жестоким неослабным контролем, и затем уже договариваться с тем, кто в результате этого процесса образовался. А, не договорившись, без сожаления – уничтожить. Повторяю: все это было понятно и до некоторой степени объяснимо. Необъяснимо было другое. Почему за квадратом, в котором находился Полигон, не было налажено элементарное наблюдение со спутников и сигнал о появлении вертолетов без бортовых номеров не был сразу же передан в соответствующий центр, а сами вертолеты не были опрокинуты назад ракетами «земля-воздух», будто перья дикого лука, торчавшими по периметру Полигона? Почему на Полигоне не оказалось аварийной электросети: аварийная сеть монтируется в подобных комплексах автоматически – тогда террористы, еще с воздуха расстрелявшие электростанцию, не смогли бы, как нож сквозь масло, пройти от рабочей диспетчерской до испытательного пятачка, подрывая по ходу дела казармы и заставы охраны? Почему заранее не предусмотрели такую простую вещь, как дублирование радиосвязи, и когда рабочий стационар был также подорван, оказались фактически без контактов со своим руководством. Я знаю, что один из офицеров имел портативную рацию (которую, между прочим, пронес на Полигон нелегально) и сразу же в момент нападения пытался связаться хоть с кем-нибудь из соответствующей группы контроля, но пока он нашел укромное место (рация все-таки нелегальная), пока установил более-енее рабочую связь с дежурным, находившемся на приеме (мощности рации не хватало), пока, путаясь и десять раз повторяя сказанное из-за плохой слышимости, пытался объяснить, что именно у нас происходит (к тому же, сам не слишком в этом разбираясь), время было уже упущено, «интервал ожидания», предназначенный именно для таких случаев, завершился, соответствующие команды были немедленно переданы в подразделения, и такие же вертолеты, но – обыкновенные, с обозначенными бортовыми номерами, – прыгнули в воздух и сходящимися армадами обрушились на Полигон.

Говорят, что зрелище было чрезвычайно эффектное – они выныривали из темноты, давали ракетный залп, сбрасывали длинные кассеты с напалмом и, не нарушая строя, уходили вверх, оставляя после себя слепящие огненные озера. Этакие стрекозы смерти, этакие железные всадники Апокалипсиса: сполохи, по информации МВД, наблюдались километров за сорок от Полигона, – пришлось оправдываться, говорить об аномальных явлениях, сам я всего этого, конечно, не видел, в тот момент я был парализован совсем другим зрелищем, и однако, я до сих пор не понимаю, почему сравнительно небольшая группа террористов была направлена для решения этой серьезной задачи, я ничего не имею против этих людей, все они погибли ужасной мучительной смертью, я до некоторой степени им сочувствую, я не знаю ни кто они, ни какой из кланов организовал данную акцию (мне кажется, что установлено это уже никогда не будет), но я все-таки не понимаю, каким образом десяти-пятнадцати десантникам, пусть даже прошедшим специальную подготовку, но столкнувшихся ведь с не менее подготовленным и сильным противником, удалось наломать такое количество дров: тут и связь, и электростанция, и разбитые в крошево несколько взводов охраны, – ведь они практически достигли цели, собственно, не их вина, если они ее все-таки не достигли, и одной внезапностью такую удачу не объяснить, поневоле возникают мысли о заговоре, но я думаю, что искать виновных не стоит, заговора попросту не было, а было, вероятно, все то же нагромождение нелепостей – хаос, бессмыслица – которые и привели к трагическому результату. Идиотизм стал нормой жизни, мы его уже не замечаем. И поэтому лишь удивляемся впоследствии: как так могло получиться? А – никак. Просто – идиотизм.

Между прочим, отсутствие разума очень хорошо ощущалось техническим персоналом. Это только кажется, что низовые исполнители ничего не понимают, поскольку они, так сказать, не охватывают замысел целиком, а на самом деле они понимают гораздо больше, чем принято думать. Не зная цели, они зато видят средства, которыми эта цель подготавливается. Возникает – ощущение. И такое ощущение, как правило, соответствует действительности. Так вот, с самого начала этого «запуска» у меня присутствовало ясное ощущение обреченности. Зародилось оно еще тогда, когда, прибыв на Полигон, мы вдруг с изумлением обнаружили, что приказ о расконсервации объекта не отдан, а если и отдан, то не доведен до непосредственных исполнителей, во всяком случае, местная группа о нем ничего не знала, и поэтому никакие коммуникации не были подключены. Само по себе это было не страшно: мы всем составом тотчас же врубились в работу, и нулевой подготовительный цикл был завершен лишь с трехчасовым опозданием, но, как можно догадаться, выполняя чужую работу, мы не занимались своей, а когда, наконец, занялись, то обнаружили, что в пиротехническом реквизите отсутствует целый контейнер с оснасткой для «черной магии». Это было уже серьезнее, без контейнера мы лишались примерно трети так называемого «балагана», не говоря уже о том, что по мнению изготовителя, контейнер был нам официально передан. Здесь попахивало скандалом, похищением, утечкой информации, в конце концов, контейнер был найден, но это стоило нам еще трех часов, а к тому же сломалась машина, оборудованная для доставки контейнеров такого рода, ждать ее пришлось невероятное количество времени. Словно какой-то рок тяготел над Полигоном. Может быть, это и в самом деле был некий рок, во всяком случае я не помню такого количества мелких неприятностей: прорвало водопроводную трубу в одном из коттеджей, замкнуло релейную цепь в системе оповещения, дважды ни с того ни с сего включалась сирена тревоги, и прикрытие в составе трех рот, матерясь, выскакивало, ища невидимого противника, было два самопроизвольных выстрела (один – даже с легким ранением), было несколько ушибов, падений и травм, в общем, к тому времени, когда нулевой и первичный циклы предварительной подготовки были закончены, то персонал, включая и местную, довольно значительную команду, был настолько измотан, что, конечно, ни о какой качественной работе не могло быть и речи, все едва дышали, лучше всего, разумеется, было бы вообще отменить «запуск», но, естественно, где тот смельчак, который будет говорить об этом с начальством, тем более, что начальство было тоже чрезвычайно раздражено – и накладками, и, наверное, всеми противоречиями ситуации, соваться к нему было просто-напросто небезопасно, правда мое положение несколько отличалось от других: я как наблюдатель, владеющий некоторыми элементами предвидения, мог бы достаточно официально дать неблагоприятный прогноз, выдумав, например, дурной сон или сославшись на то, что у меня чешется левая пятка, но для этого надо было проявлять инициативу, а за четыре месяца работы на Полигоне я неоднократно видел, как люди, проявившие хоть какую-нибудь инициативу – пусть даже незначительную, пусть даже необходимую для общего дела – через некоторое время после этого исчезали бесследно: может быть это было связано с борьбой кланов, а может быть, с особой секретностью – как бы подразумевалось, что технический персонал не должен знать ни о чем, то есть, я сильно сомневался насчет того, чтобы вмешиваться, а увидев Марка, появившегося на Центральном пульте в сопровождении телохранителей (которые, по-моему, не столько охраняли его, сколько надзирали за ним), окончательно понял, что я ни во что вмешиваться не буду, ну их к черту, пусть они сами обо всем позаботятся, в конце концов, кто они такие, чтобы им помогать – благодетели? Спасители человечества? – в душе-то я надеялся, что все обойдется, это был по меньшей мере четырнадцатый «запуск», техника таких «запусков» была давно отработана, исполнение операций доведено до автоматизма, ни в одном из предыдущих «запусков» не случалось ничего сверхъестественного, можно было и в этот раз надеяться на благоприятный исход, я к тому же вообще не очень верил во все эти кабаллистические ухищрения, мне казалось, что они представляют собой очередную лапшу – просто способ создания себе новой кормушки, поэтому я махнул рукой на свои предчувствия и как наблюдатель сидя в стеклянном фонаре, несколько выдвинутом из Центрального пульта для лучшего обзора, устало смотрел, как начинает гореть тусклая неоновая пентограмма, ограничивающая собственно Полигон, как появляются из темноты и выламываются в заклинаниях жутковатые клоунские фигуры «балагана», как зажигаются вонючие костры из серы и птичьих перьев, и как здоровенный, прямо-таки фантастический по своим размерам, угольно-черный котище (кажется, по имени – Велизарий), безобразно откормленный и накаченный наркотиками, лениво выходит на середину испытательного «пятачка» и глаза его разгораются действительно сатанинским светом.