Николай Грязнов - За дверью в лето

— Эй! Ты кто такой? Что делаешь на моей станции? Чего молчишь? Я что, непонятно спрашиваю? Или ты немой?

Самое удивительное, что замухрышка был лиатом, а образы, которыми он сопровождал свои наскоки, отличались артистичностью и экстравагантностью. Это так разительно отличалось от предметной шелухи, одновременно сыпавшейся на юношу, что тот на какое-то время потерял дар речи. Ему даже пришлось слегка сглотнуть слюну, чтобы восстановить способность к общению. От этого мелкого жеста местный нищий вздрогнул, как от удара, и замолчал.

— Вы так много спрашиваете, что я даже не успеваю отвечать. Боюсь утомить словесным потоком ваше бесценное сознание. Впрочем, если вы не против, я ограничусь только именем. Меня зовут Роджер. Разрешите узнать ваше имя.

Молодой странник нахально повел себя инверсным образом. В отличие от вежливых тонов информационного ряда, его астральный образ был украшен широкой издевательской ухмылкой.

— Мне плевать, как тебя зовут. Ты зачем на мою территорию залез, умник лопоухий? Давай вали отсюда, я еще ему представляться должен, видите ли.

— Ваша территория? Ах, простите, я не заметил границы и предупреждающей надписи. Не подскажете ли, насколько далеко она простирается?

— О чем это ты? Какая граница? И так все знают. Зона горной платформы — моя, на морской платформе хозяйничает Тайфун, а в здании вокзала — Барсук.

— Получается, что не все, раз я не в курсе. Кстати, а четлане там наверху, они-то хоть знают, кто тут главный?

— Остряк, да? Я не понял, ты валить собираешься?

— Что?

— Не что, а куда. К чертовой матери или еще подальше. Мне по фигу. Главное, чтобы отсюда.

— Что-то вы путаетесь в направлениях. Впрочем, хочу вас разочаровать, придется потерпеть меня некоторое время. Я внятно обрисовал ситуацию?

— Ну, смотри, ты сам нарвался, теперь не обижайся, — с этими словами незнакомец совершенно неожиданно развернулся и исчез за поворотом.

Юный агрессор, вторгшийся на чужую территорию и подготовившийся отражать нападение замухрышки, изумленно уставился на опустевший закуток. Недоумевая, он попытался мысленно проследить за аборигеном. Короткими перебежками самозваный хозяин платформы проскочил мимо вокзала и исчез в дебрях маленького курортного поселка.

Не забивая себе голову размышлениями о странности поведения нового знакомого, оставшийся в одиночестве разведчик выглянул из-под платформы. В сторону вокзала направлялся коборт в незнакомой ему форме. Проникнув в сознание объекта, Роджер узнал много интересного и полезного. Железнодорожник, а это оказался именно он, охотно поделился с лиатом сведениями об устройстве станции.

В частности, выяснилось, что четланин, способный остановить любой состав, работает в маленьком здании неподалеку от вокзала, и его должность называется диспетчер. Вообще-то, система управления движением контролируется автоматикой, но для экстренных случаев существует способ переключения ее в режим ручного управления. Правда, диспетчера работают попеременно, и тот коборт, который в настоящее время управляет процессом, вечером отправится домой отдыхать, а за пульт сядет его сменщик.

Понятно, что для сохранения режима анонимности столь серьезное вмешательство в деятельность слуг удобнее всего проводить под покровом темноты. Кроме того, начальник вокзала, который может призвать к ответу диспетчера, если тот начнет вытворять нечто несусветное, вечером покинет свое рабочее место. Другими словами, помешать задуманному будет некому. И еще, в случае выбора ночного времени операции у Роджера остается достаточно времени, чтобы захватить полный контроль над сознанием четланина.

К сожалению, допрашиваемый железнодорожник не знал ничего про сменщика диспетчера, и юноша прокрался к зданию вокзала, чтобы заглянуть в интос начальника. Найти важного коборта, заседающего в отдельном кабинете, большого труда не составило, но его сознание оказалось забито такой шелухой, что бедный леомур даже взмок. Стало понятно, что наскоком из этого предмета для приема пищи и ношения головного убора не удастся извлечь даже таблицу умножения.

Требовалось выбрать позицию для методических археологических раскопок. Разведчик облюбовал местечко на заднем дворике, укрытое от посторонних глаз какими-то вонючими баками. Увы, сосредоточиться на раскопке авгиевых конюшен в голове главного четланина на станции не удалось. Во дворе вокзала подозрительно возросла активность разумных существ. Нежеланных гостей Роджер вычислил еще на подходе: троица лиатов с развитыми телепатическими способностями двигалась точно в направлении его закутка.

Избежать знакомства было сложно, поскольку все возможные пути отступления были надежно перекрыты другими местными леомурами. Похоже, грязнуля, принятый им за базарного проходимца, не врал относительно своих возможностей устроить ему приключений на верхную часть окороков.

Как учил наставник, в критической ситуации необходимо излучать силу, даже если ты не способен шевельнуть языком. Нацепив на себя маску холодного безразличия, Роджер приготовился встретить неизбежное достойно, хотя бы даже только по форме. Качки, вышедшие из-за бачков производили бы впечатление тупых громил, если б не показушная игра виртуальными мышцами в астральном пространстве.

Покачивание душ не позволяло нанести прицельный ментальный удар, а вспыхивающие искорки телепатических переговоров препятствовали любой попытке перехвата контроля. Один из гостей шел впереди и, несомненно, являлся главой делегации. Двое настороженных телохранителей надежно прикрывали с флангов не только физическое тело босса, но и его искорку. Вывернув из-за мусорных бачков, они остановились и осмотрелись. По-видимому, увиденное не вызвало у них никаких серьезных опасений, поскольку главный с ходу перешел к делу:

— Это ты, что ли, Роджер?

— Я, — лениво и вальяжно ответил странник.

— Кто таков? Откуда взялся? Что забыл на вверенной мне территории?

— Опять куча вопросов. Что вы все такие вопрошающие? И это вместо того, чтобы представиться. Ты — Барсук, что ли?

— Какой я тебе Барсук?

— Мне сказали, что этот Барсук — хозяин вокзала.

— Кто ж тебе такое отморозил? Он только смотритель. Хозяин же тут я. Понятно?

— Не очень.

— Интересно… и что же тебе непонятно?

— Я так и не услышал имени…

— Моего? Может, тебе и ребятушек моих представить?

— Это их дело. Пока они со мной не беседуют, меня их имена не интересуют.

— Боюсь, когда они начнут беседовать, тебя уже ничьи имена интересовать не будут.