Александр Борянский - Основатель службы Диалог

Да, придется признать, что визит к Болотникову был последним. И не потому, что он получил высшую меру. Просто болезнь перешла уже во вторую фазу. Голова больше не болит. Она уже не будет болеть до конца. Во второй фазе голова никогда не болит, мозг разрывается на куски без боли. Потом и это проходит, и клетки постепенно отмирают одна за другой. Он все изучил и хорошо знает, как протекает темпоральная чума. Он заплатил за это знание жизнями четырех товарищей, с которыми они начинали "Диалог".

Временами приходится закрывать глаза. Почему-то все чаще. Когда слишком много света - стреляет куда-то в макушку. Очень резко. Раньше он о таком симптоме не знал. Хотя это понятно: когда распадается центр личности - с приемом и усвоением внешней информации возникают сложности. Не только с глазами.

Он попросил официанта окружить свой столик звуковой завесой. Сначала попросил музыку - мягкую, тихую, классическую. Потом и ее решил убрать. Пусть будет тишина.

Хорошо! Тишина. Первоклассный обед. Обслуживает предупредительный человек, который работает официантом потому, что ему это нравится. Высшая мера наказания. Вас не жгут на костре и не прибивают к страшному кресту под равнодушным палящим солнцем. Ваше тело не бьют мокрыми плетьми. У вас на глазах не насилуют ваших дочерей. Вам не надо по шестнадцать часов в день гнуть спину в поле, проклиная весь свет и все-таки опасаясь, чтоб не отобрали и это. Вам не надо спасаться от инквизиции и не надо подстраиваться под марши воинствующей толпы при тоталитарном режиме.

И вы еще недовольны, вам кажется, что это - чересчур!

И как это великолепно, что вам - чересчур!

Они не понимают, что такое старая плоскость. Для них старая плоскость - это короткое заманчивое путешествие, право на которое можно получить раз в три года. Это гаремы и рыцарские турниры, это пикник в девственном мезозое и личное участие в охоте на мамонта. Они не понимают, что могут слушать какую угодно музыку не потому, что вовремя подзарядили стереонаушник, а потому, что очень много лет ходили по земле признанные и непризнанные гениальные музыканты, в любом случае не оцененные до конца своими современниками.

Все великолепие, в котором они живут и которого, естественно, не ценят, так как не понимают, все это стоит на фундаменте из спрессованных жизней. Фундамент прочен, он хорошо держит и не дает зданию упасть.

Еще одна аналогия. Как много этих аналогий! Вся теория времени сплошные аналогии. Нашли дыру в заборе и научились туда лазить, вот и все.

Спор с временем. Возможен ли он? Ведь спор был не с Контролерами, а с самим жизненным пространством, с его объективными законами. Хотя нет, на законы он никогда не посягал, он хотел лишь как-то...

Вдруг он явственно услышал звук. Звук шел не снаружи, он жил в нем.. Звук был очень низкий, ужасающе низкий и протяжный. Откуда он взялся?.. Будто овеществленная... грозность. Предупреждающая, почти что враждебная мощь мироздания, жизненного пространства, Вселенной... Вот что выражал этот звук.

И тут появились тени. Они обступили стол, они шли одна за другой, сменяя друг друга. Каждая тень была очень знакома. Они улыбались, исповедывались, прислушивались, смотрели прямо в глаза. Некоторые убивали его. В конце концов все погибали.

Их было всего сто восемьдесят шесть. Неужели они пришли прощаться?..

Или... или встретить?..

Сколько раз он умирал! Каждую смерть он запомнил в деталях, в ощущениях, в запахах. Он уже почти что привык. По крайней мере, научился не ужасаться заранее. Теперь осталась последняя.

Она будет самая безболезненная. Самая легкая.

И самая страшная!

Впервые он не может знать, что после. Он может догадываться. Только догадываться. Этого мало. Хотя он наверняка знает, что здесь нечего бояться. Но как бывает тяжело заставить себя перебороть...

Чтобы заново родиться, нужно КАК МИНИМУМ умереть. Как минимум... Впервые он тоже вынужден добавлять это КАК МИНИМУМ.

И страх перед неизвестностью оказывается намного сильнее страха перед болью.

Из отрешенного состояния Андриевского вывел официант.

- Господин Андриевский, вон у стойки два молодых человека, у них к вам какое-то дело, они просят разрешения подсесть к вашему столику.

- Они не любят футбол?

Официант улыбнулся.

- Не знаю. Спросите об этом у них.

Молодые люди подошли, с явным интересом разглядывая Андриевского. Один был мулатом, другой - высоким худым блондином скандинавского типа. Первый в черном костюме, второй - в белом.

- Мы просим прощения за то, что побеспокоили вас, Михаил Игоревич, сказал мулат. - Но мы бы не стали нарушать вашего уединения, если бы оно не было вынужденным.

- Садитесь, - проговорил Андриевский, - и представьтесь.

- Студенты КИПСИНа Франц Шено, - мулат слегка наклонил голову, - и Александр Бордин, - он указал на блондина, который тоже отвесил поклон.

Они уселись напротив.

- Михаил Игоревич, вы знаете, что киевское студенчество очень интересуется вашей личностью, - начал Шено. - Между тем, ваша теория находится под негласным запретом. Ее вроде бы никто не запрещал, но в то же время создается впечатление, что ее вроде бы не существует. У нас есть ваша книга, но она тринадцатилетней давности, а нам интересно, чем вы живете сегодня. Мы знаем, что за эти тринадцать лет состоялось несколько судебных процессов, а это означает, что теория проверялась на практике и, следовательно, развивалась. Студентам же ничего об этом не известно. Поэтому мы решили взять у вас интервью для студенческого ежемесячника.

"А ребята волнуются, - подумал Андриевский. - Что ж, это понятно. Неуловимый беглец, романтическая личность перед ними. Раньше они бы меня просто не нашли".

- Спрашивайте.

Шено щелкнул клавишей магнитофона.

- Изменились ли ваши взгляды за прошедшие тринадцать лет? - спросил Бордин. - Что нового вы внесли в свою систему?

- Ничего. Взгляды не изменились. Со всем, что есть в книге, я полностью согласен и сегодня.

- Считаете ли вы свою деятельность безопасной? Не поколебал ли последний суд вашу прежнюю уверенность?

- Вы, очевидно, имеете в виду не сам суд, а мою ошибку во время визита к Болотникову. Да, я ошибся. Но эта ошибка, я по-прежнему уверен, никак не повлияла бы на стабильность и все такое прочее. Она могла сказаться только на мне. Что и произошло.

Бордин на мгновение задумался.

- Как вы сегодня определите цель своих диалогов? Не конкретную, а более общую, скорее даже цель всей службы "Диалог", если бы она была создана?

- Равенство, - не задумываясь, ответил Андриевский. - Равенство между плоскостями. Равенство между людьми в одной плоскости практически достигнуто. На это человечеству потребовалось очень много лет. Следующим шагом может стать равенство между людьми в разных плоскостях. Физическое равенство, естественно, невозможно. Но духовное... В конце концов, счастье не настолько зависит от материальных ценностей, как нам кажется. Конечно, для этого нужно много сил и времени, для этого нужна большая служба, равная по значению и по классу КС. Пока это только моя фантазия, чрезвычайно далекая от действительности. Но кто знает...