Вогт Ван - Блеск грядущего

— Как уже было сказано, наш юный друг совершил неслыханную вещь. Так что хотелось бы узнать обо всем. Как повели себя охранники у дверей? Что они сказали?

Юноша рассказывал очень просто:

— Я прошел между охранниками и, не говоря ни слова, вышел из двери. Они не ожидали подобного. Когда я прошел по дворцовому коридору футов уже тридцать, меня перехватил офицер с двумя солдатами и силой заставил возвратиться.

— Но что они при этом говорили? — спросил Петер Ростен.

Орло улыбнулся. Похоже, что он уже оправился от своего потрясения и подчинился жадному стремлению этих взрослых людей узнать нечто новое о диктатуре. Поэтому, когда он продолжил, его голос звучал даже весело:

— Стоящий на посту офицер спросил у меня: — Сэр, имеется ли у вас разрешение на вход во Дворец?

— Капитан, — отвечал я ему, — я вовсе не собираюсь идти во Дворец. Мне надо выйти на улицу.

— Но вам нельзя проходить через Дворец, — сообщил он мне.

— Ладно, — сказал я ему. — Покажите мне другой ход.

— Другого хода нет.

— Так вы хотите сказать, что я заключенный? — спросил я у него.

— Нет, но без разрешения выходить нельзя.

— Хорошо, к кому мне надо обратиться, чтобы получить такое разрешение?

— Только к Председателю Лильгину.

— Отлично, передайте Председателю Лильгину мою просьбу относительно такого разрешения.

— Прошу прощения, но я не уполномочен связываться с его превосходительством.

— А кто уполномочен? Тут есть кто-нибудь такой?

— Здесь таких нет.

— Тогда, выходит, я нахожусь в заключении?

— Нет, вам только надо иметь разрешение от Председателя Лильгина.

— А он что, никогда не посещает эту секцию Дворца?

— Нет.

— Так значит я все-таки в тюрьме?

— Нет, но я вынужден попросить вас оставить это место, вы мешаете проходу.

— Были и другие замечания, — закончил свой рассказ Орло, — но, как сами видите, я вернулся сюда.

Наступила тишина. Наконец, чрезвычайно полный мужчина с тринадцатого места по западной стороне — Сэмюэл Обер, цветная фотография и электроника сказал:

— Логика позиции офицера охраны непоколебима. По закону вы не заключенный. Вас не выпускают только лишь из-за отсутствия у вас разрешения. Будто не имеющий соответствующей программы компьютер он просто не включает вас в свои расчеты; он вас просто не воспринимает.

Неожиданно юноша улыбнулся:

— А что будет дальше?

— Вам предоставят комнату. — Говорящий был огромным, черным будто уголь мужчиной — место номер пять с восточной стороны; звали его Гар Юю, электромагнитные явления, секция биологии. — Обычно, — добавил он, — это происходит между тремя и половиной четвертого дня.

Ишкрин встопорщил свои огромные усы.

— А в чем вас обвиняют, — спросил он со своего места номер двенадцать по северной стороне.

На губах юноши появилась кривая усмешка.

— Меня ни в чем не обвиняют. Мне только передали, что меня сюда пригласили.

Все присутствующие побледнели. Обед был прерван еще раз. Раздались голоса: «Но ведь подобное невозможно! — Должно быть хоть какое-то обвинение! — Сказанное вами — неслыханно!»

Слов было гораздо больше, но многие из них потонули в общем гаме. Наконец вновь установилась тишина, и Питер Ростен спросил:

— И что же это было за приглашение? Чем вы должны были заниматься?

— Об этом мне не говорили. Но однажды я уже как-то отказывался от предложеения начальства поработать на восточном побережье.

— Ага, — Дьюреа не скрывал своей радости, — картина начинает проясняться. — Маленький математик покивал головой, как будто все уже объяснилось окончательно. — В стране Лильгина от предложений не отказываются.

— А я отказался, — упрямо ответил Орло.

— Значит к обвинению добавят еще и это.

— Да нет, просто тогда я заявил, что не чувствую себя достаточно квалифицированным, как человек, который уже занимал это место. Мне сказали, что судить им, а я ответил, что ради добра другого человека отказываюсь занимать место более компетентного специалиста.

— Во всяком случае, — усмехнулся Ишкрин, — в этом ты разбираешься.

— А что было потом? — спросил Дьюреа

— Я продолжал заниматься своими делами вплоть до вчерашнего дня. А потом меня освободили от всех заданий и приказали сегодня утром явиться сюда, здесь же мне должны были предложить другую должность. Я спросил, что это за место? Администратор, который выдавал мне указания, не знал. Тогда я заявил, что оставляю за собой право отказаться и от этого нового предложения. он ответил, что это мое личное дело.

— И вас прислали сюда? — допытывался Дьюреа.

— Да.

— Тогда вас в чем-то обвиняют.

— Да нет же, — улыбаясь отвечал ему Орло. Похоже, что данная ситуация, все эти запутанные аргументы его даже развеселили. — Ведь это было бы просто незаконным. Даже самые заядлые критики Лильгина сходятся в том, что еще ни разу никто не был наказан, если перед тем ему не было предъявлено обвинение. Если вы настаиваете, будто такое обвинение обязано существовать, то оно не было мне публично предъявлено, а значит — оно тоже не имеет законной силы.

— Но, — запротестовал человек, до сих пор не принимавший участия в дискуссии — шестое место, восточная сторона, китайский астроном, которого все привыкли называть Джимми Хо, — каждый из нас попал в этот центр по какому-нибудь делу. Даже против меня семнадцать лет назад выдвинули обвинение. И с тех пор я нахожусь здесь.

— Да нет, ни по какому обвинению я здесь не нахожусь, — отвечал Орло. Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, потом резким движением он вскочил на ноги и оглядел сидящих за столом так, будто сам был лектором, а все присутствующие — его студентами. — Господа, — сказал он, — мне начинает становиться понятным, что вы впитали в себя все стереотипы, свойственные эпохе Лильгина, стереотипы людей, отнесенных к определенной замкнутой категории. У меня же таких стереотипов нет. Короче говоря, все вы обязаны были оказаться в этом месте. Я же под данное соответствие не подхожу.

Первой реакцией его слушателей была усмешка, как будто всех развеселила самонадеянность этого пацана. Годы их странного здесь заключения выработали в них спокойствие, основанное на философии, несколько отличной у каждого индивидуума, но рожденной из мудрости, взращенной многими поколениями их предшественников. Их, во-первых, нельзя было оскорбить. А во-вторых, их отношение к тому, что внешне выглядело как нападение, было как к простому выпендрежу со стороны атакующего.

Сейчас же все они ожидали, когда кто-то из их числа выступит с достойным отпором. Но когда через минуту или даже более никто не заговорил (сам же Орло продолжал в это время стоять, улыбался и как будто тоже ожидал), удивленно отозвался один только Ишкрин: