Лоуренс Дженифер - «Если», 1997 № 08

Паренек заметил Кипятка, который поприветствовал его кивком. Рядом толклась пара девчонок и еще один тип. Обе девчонки были толстушками, хотя одна, брюнеточка, получилась бы ничего себе, если бы сбросила фунтов сорок — пятьдесят. Над дверью заведения горело название:

«РЫБОЛОВНЫЙ КРЮЧОК»

Дверь была покрыта надписями от руки, по большей части непристойного содержания. Рядом с ручкой кто-то прилепил наклейку для автомобильного бампера, гласившую: «Поджарим яппи!». Не обращая внимания на остальных, Кипяток обратился к Мэнглу:

— Что за дела?

— Закрыто, — ответил этот зануда похоронным тоном.

— Сам вижу, тупица! Почему закрыто?

В разговор встряла брюнетка, расположенная к знакомству.

— Прочти вон то объявление. Надо же так пролететь!

Кипяток внимательно прочел объявление. Читал он быстро, хотя не относился к энтузиастам печатного слова. Авторство объявления принадлежало Департаменту здравоохранения Альбукерке.

— Тараканы, — подсказал ему услужливый Мэнгл. — Кишат в кухне.

— Ну и что? Подумаешь, таракан в бургере.

Блондинка фыркала и давилась, ее подружка хихикала. Кипяток терпеть не мог хихиканья. Ломают комедию, решил он. Им здесь не место. Экскурсия в трущобы с зажатыми носиками. Мэнгл, хоть и жалкое существо, по крайней мере стремился сюда душой.

— Почему они просто не закрыли кухню? Зачем понадобилось запирать весь клуб?

Мэнгл широко развел длинными худыми руками.

— Откуда мне знать? Когда я явился, всех уже выпроваживали. Я решил, что вспыхнул бунт или еще что-нибудь, но где там!

Где там! Кипяток знал, что в Альбукерке не приходится рассчитывать на бунт. Слишком благополучный город. Местные «правильные» бесились при виде панков, а мексиканцы находили их облик просто потешным. Лучше быть объектом избиения, чем мишенью для хохота.

— Ничего особенного, — сообщил Мэнгл. — К выходным они обязательно откроются. Побрызгают в кухне — и дело с концом.

— Раз уж взялись, пусть опрыскают все здание. А то от тараканов некуда деваться. — Девушки хихикали, как нанятые. Брюнетка подмигнула Кипятку. Возможно, он поторопился, с ходу осудив их.

Он покосился на ноги. Экскурсанток неизбежно выдавала обувь. На обеих были модельные туфельки; при всей их замызганности трудно предположить, что это подарок Армии Спасения. Первое, неблагоприятное, впечатление Кипятка о девушках подтвердилось и даже усилилось.

Вот не повезло! Куда же теперь податься? «Рыболовный крючок» обычно открывался в девять вечера и работал примерно до трех утра, если владельцы не закрывали его чуть раньше или позже. Конечно, это не Гринвич-Виллидж и не «Мелроуз». Все столы были залеплены снизу жевательной резинкой — напоминание о временах, когда «Крючок» был студенческим клубом. Зато теперь здесь можно купить дешевые бургеры и послушать местную группу — настоящую, а не поддельную. Сюда приходили ради товарищеской обстановки и музыки, а не поесть.

Он огляделся. Улица была совершенно пуста, но дурацкие светофоры продолжали свое перемигивание, несмотря на отсутствие транспорта. «Можно — нельзя», «можно — нельзя» — совсем как родители и учителя. Зазубренная жизнь. Больше всего Кипяток ненавидел красный свет.

— Ну, кто желает заняться делом? — Мэнгл приобнял одну из девчонок. — Не возражаешь?

Девчонка хихикнула. Кипяток решил, что если она хихикнет еще раз, он надает ей пинков и прогонит в шею.

— Ума не приложу, как это у тебя получается, — восхищенно протянул Мэнгл. — Я видел, уже в пять утра ты был на ногах, но до сих пор выглядишь так, словно недавно проснулся.

— Все дело в энергии, — рассеянно отозвался Кипяток и зашагал прочь.

— Можно нам с тобой? — спросила одна из девушек.

Он покачал головой и заскрежетал зубами. Убраться из этого города! Хоть в Нью-Йорк, хоть в Лос-Анджелес. Лос-Анджелес совсем близко. Его место там, а не здесь. Впервые за весь вечер ему пришла в голову мысль, от которой у него полегчало на душе. Там он сможет болтаться по клубам, не опасаясь наткнуться на группу, которую не раз слышал, там обязательно найдутся люди, которые наймут его, не борясь при этом с приступом тошноты, там ему станут платить заработанное, не шпыняя за внешний вид. Там никому не придет в голову измываться над ним из-за прически. Даже полицейским не будет до него дела. Там он сможет вести независимое существование.

Именно ради этого он заделался панком и выпал из общего течения. Даже музыка была здесь ни при чем, хотя и она, конечно, представляла собой один из элементов целостной картины. Просто, хорошенько проанализировав себя, однажды он понял, испытав от прозрения острую боль, что совершенно антисоциален. Конечно, можно оставаться антисоциальным, но носить джинсы и кроссовки, однако тогда ты будешь выглядеть бродягой, а не бунтарем. Кроме того, ему нравилось, как он выглядит и как приводит в бешенство каждого «правильного».

Всю прежнюю жизнь им пренебрегали, на него смотрели свысока, над ним подтрунивали. Теперь взглядам свысока пришел конец. Исключение составляли родители, но они никогда не обращали на него внимания, поэтому он не испытывал чувства потери. Он был теперь самим собой, сам собой распоряжался, лелеял свою индивидуальность. Именно это имело для него значение: выделиться из толпы, заявить о себе, заработать право занять место на углу улицы так, чтобы все его существо кричало: «Я не принадлежу к этому стаду!».

Размышляя, чем бы заняться, он не заметил, как приблизился к университету. Он уже был готов вернуться в «Нору» и завалиться на боковую, когда перед ним неожиданно вырос кегельбан «Апач». Над заведением горело огромное и уродливое неоновое панно, изображавшее индейца, который каждые несколько секунд бросал неоновый шар, а тот, прокатившись футов пять, сшибал три неоновых кактуса.

«А что, черт возьми!» — с недоброй ухмылкой подумал он. Любопытно, как на него прореагируют, когда он ввалится. Наверное, это будет не так опасно, как в университете. Вряд ли его ждет встреча с форвардами нападения из футбольной команды — скорее, с бывшими форвардами, успевшими за истекшие два десятилетия увеличить с помощью пива свой вес фунтов на тридцать. С его-то прытью можно отбивать вокруг них чечетку. Возможно, это заставит кое-кого из посетителей погнаться за ним; при особо удачном стечении обстоятельств будет вызвана полиция, которая усмирит его противников; он будет с ухмылкой наблюдать, как багровеют их физиономии…

«Почему вы погнались за этим парнем, мистер Джонсон?»

«Потому что… Да вы только на него взгляните, господин полицейский!»