Уильям Тенн - Миры Уильяма Тенна - Том 01

Неизвестность сводила с ума.

Поскольку решать вопрос приходилось дипломатам, то к середине ночи наибольшую поддержку получило последнее предположение, а посему ранним утром следующего дня делегация Объединенных Наций уже стояла под брюхом неподвижного звездолета. Она получила наказ приветствовать пришельцев, предельно используя для этого лингвистические возможности своего разноязычного коллектива. Как дополнительное свидетельство серьезности дружественных намерений человечества всем военным самолетам, патрулировавшим воздушное пространство над космическим гостем, было приказано нести в своих бомболюках не больше одной атомной бомбы и летать с маленьким белым флагом, вывешенным рядом со знаменем ООН и флагом собственной страны. Вот как встретили наши предки этот ультимативный вызов Истории.

После того как пришелец несколько часов спустя вновь вышел из корабля, делегация подступила к нему, поклонилась и на трех официальных языках ООН — английском, французском и русском — попросила чувствовать себя на этой планете как дома.

Пришелец выслушал делегацию с подобающей серьезностью, а затем повторил без изменений вчерашнюю речь, которая для него была, видимо, столь же высокоэмоциональна и содержательна, сколь непонятна была она представителям мирового правительства. По счастью, один образованный молодой индиец — член Секретариата — заметил удивительное сходство между языком чужестранца и почти забытым диалектом бенгали, над аномалиями которого он когда-то ломал голову. Причина этого сходства, как мы теперь знаем, заключалась в том, что когда эта раса инопланетян в последний раз посетила Землю, то наиболее развитая человеческая цивилизация находилась в одной из влажных долин современного Бенгала. Были составлены обширные словари языка этой цивилизации, с тем чтобы никакие языковые трудности не помешали последующим исследовательским отрядам общаться с народами Земли.

Я, однако, забежал в своем рассказе далеко вперед, подобно тому как поступают те, кто жует сочные корни до того как съедены сухие стебли. О-хо-хо! И как же колоссальны были последствия всего этого для нашего Человечества!

— Нет, сэр! Извольте сидеть тихо и слушать! Ты еще не достиг возраста, когда получают право рассказывать эту историю! Я помню и даже очень хорошо помню, как повествовали ее мой отец и отец моего отца. И ты будешь ждать своей очереди, подобно тому как я ждал своей. Ты будешь ждать до тех пор, пока промежутки между болотистыми западинками не превратятся в непреодолимое препятствие для моего существования. Тогда ты займешь мое место на полоске самой сочной растительности, и грациозно раскинувшись на отдых между двумя перебежками, ты станешь скандировать Великую Сагу нашего освобождения в поучение будущей беспечной молодежи.

В соответствии с мнением молодого индийца, единственный в мире профессор сравнительной лингвистики, способный понимать этот диалект давно уже мертвого языка и даже разговаривать на нем, был вызван с научной конференции в Нью-Йорке, где он читал доклад, над коим трудился все последние восемнадцать лет: «Изучение очевидных взаимосвязей между некоторыми причастиями прошедшего времени в древнем санскрите и равным числом существительных в современном сычуаньском диалекте».

Да, истинно свидетельствую: все это и многое, многое другое творили наши предки, опьяненные собственным невежеством. И разве не счастливей их мы — мы, освобожденные от подобных забот?

Разгневанный ученый без своих, как он горько плакался, словарных материалов был доставлен на самом скоростном турбореактивном самолете в район к югу от Нанси, который в те давно, давно прошедшие времена лежал в гигантской черной тени, отбрасываемой инопланетным звездолетом.

Здесь ученый был ознакомлен со своей задачей делегацией ООН, чья нервозность ничуть не уменьшилась из-за новых и тревожных событий. Из недр звездолета вышло еще несколько инопланетян, тащивших множество огромных, сверкающих металлом деталей, из которых они стали собирать нечто, явно бывшее машиной, хотя в высоту оно превосходило любой небоскреб, когда-либо построенный людьми, а кроме того, издавало звуки, как если бы одушевленное и болтливое существо разговаривало само с собой. Первый из инопланетян, по-прежнему безукоризненно вежливый, стоял в окружении обильно потеющих дипломатов и то и дело повторял свою загадочную речь на языке, который был забыт еще тогда, когда закладывались первые камни фундамента Александрийской библиотеки. Делегаты ООН отвечали ему, причем каждый в отчаянии надеялся восполнить факт непонимания пришельцем его родного языка такими средствами, как жесты и мимика. Много позже комиссия из психологов и антропологов блестяще доказала тщетность таких физиономических жестикуляционных средств общения с народом, обладающим, подобно этим существам, пятью придатками, исполняющими функции рук, и единственным немигающим фасеточным глазом того типа, которым имеют счастье пользоваться наши насекомые.

Проблемы, вставшие перед профессором, и его отчаяние, когда он гонял по всему земному шару в кильватере у пришельцев, пытаясь собрать необходимый запас слов языка, особенности которого приходилось экстраполирова+ь из отдельных клочков речи инопланетянина, наверняка произносившего слова с самым невероятным акцентом, и вообще все мучения профессора были, однако, ничтожны в сравнении с тревогами, выпавшими на долю представителей мирового правительства. Им пришлось созерцать, как звездные пришельцы ежедневно переходят на все новые участки поверхности нашей планеты и там собирают свои титанические сооружения из болтливого металла, который тоскливо бормочет что-то про себя, как будто хочет поделиться памятью о тех бесконечно далеких фабриках, где он родился на свет.

Правда, под руками всегда был тот самый первый пришелец, готовый в любую минуту приостановить свою, по всей видимости, руководящую деятельность, для того, чтобы вновь и вновь произносить заученную маленькую речь. Но даже его великолепные манеры, которые он демонстрировал, внимательно выслушивая пятьдесят шесть ответов на стольких же языках, не могли рассеять панического страха, вызванного тем, что один из земных ученых, рассматривая болтающие машины, дотронулся до торчавшего рычага и тут же прекратил свое существование. События такого рода хоть и не часто, но все же случались, что не могло не способствовать возникновению бессонницы и несварения желудка у наших администраторов.

Наконец, ценой невероятного перерасхода нервной энергии, профессор овладел достаточным запасом слов, что сделало переговоры возможными. Ему, а через него и всему миру, было поведано следующее: