Томаш Колодзейчак - Последнее решение

А может, Рамзес прав? Может, не слушай она Даниеля, теперь у нее не было бы сложностей с самою собой, с друзьями, с братом? Неужели она и вправду не могла справиться со своей чисто женской похотью? Неужто гормоны распалили не только ее тело, но и мозг так, что он начал воспринимать танаторскую пропаганду? Ту самую пропаганду, которую она столько раз высмеивала и которую так презирала?

А близки они были только однажды.

Потом Даниель исчез. Она долго ничего о нем не знала. Рамзес молчал, скорее всего потому, что все, касающееся танатора Бондари, было секретом. Потом оказалось, что он пристал к мятежникам – небольшой группке, не признающей легальности действий нового Совета Электоров. Кажется, участвовал в какой-то террористической акции. Все его товарищи погибли, сам он был схвачен и избежал смерти только потому, что за него вступился Рамзес. Бондари приговорили к пятнадцати годам виртуального заточения. В реальном мире прошел едва месяц. Слишком мало, чтобы Дина могла забыть. Она пыталась навещать его каждую неделю, что для Даниеля означало почти четыре года отсидки, но он не хотел с ней разговаривать. Становился все более чужим, враждебным, странным. Сумрак, в который погрузили разум Даниеля, притуплял его сознание. Бондари все больше становился таким, какими раньше – давно – она представляла себе танаторов. И все же, когда истек срок наказания, она призналась ему в любви и предложила жить вместе. Он принял первый дар и отверг второй. Он хотел убежать из системы Мультона. Тогда она мысленно распрощалась с ним, а потом начался трудный и беспокойный процесс излечения от любви. Она хотела сделать это сама, не прибегая ни к наркотическому, ни к какому-либо иному очищению памяти.

И вот теперь оказалось, что Бондари уже не просто имя из прошлого, что этот человек снова вошел в жизнь ее брата. И в ее жизнь.

По личной просьбе Дины, прекрасно зная чувства сестры, хоть и порицая их, Рамзес помог Даниелю. Конечно, его вмешательства было бы недостаточно, если б солярные резиденты сочли, что бывшего танатора следует умертвить. Однако они, видимо, не были в этом убеждены. Возможно, вели какую-то собственную игру, а может, решили, что живой Бондари им еще на что-то сгодится. Или же что жест доброй воли положительно повлияет на взаимоотношения солярной резидентуры и нового Совета Электоров. Важно, что просьбу Рамзеса выслушали и Даниелю даровали жизнь. Однако в теперешней ситуации этот жест оказался для Рамзеса весьма опасным. Она не сомневалась, что найдется кто-нибудь, быть может, кто-то из его соперников в Совете либо какой-нибудь солярный резидент, которому вздумается припомнить имя человека, вступившегося за танатора Бондари. Продолжающего участвовать в заговорах мятежника Бондари. Бондари – любовника сестры электора Рамзеса Тиволи.

Жив ли ты, Даниель? И где ты сейчас?

5

– Надо поговорить! – сказал Даниель Бондари стоящему за стойкой бара мужчине. – Немедленно!

– Порядок. – Бирон Эриксон только кивнул. Тон голоса Даниеля исключал какие бы то ни было возражения. – Идем! Я кликну еще Фрица и Трыця, это порядочные парни. Наши.

– Наши? Это значит, чьи же? – Даниель взглянул Эриксону прямо в глаза. – Что ты под этим понимаешь?

Бармен не смутился.

– Наши… Ты наверняка понимаешь, о чем я, Даниель Бондари. Пошли, жаль время терять.

Он подозвал двух молодых мужчин и указал Даниелю на дверь в подсобное помещение бара. Спустя минуту все четверо оказались в маленькой комнатке, заставленной контейнерами с прессованной пищей.

– Знаешь, где можно достать оружие? – без обиняков спросил Даниель.

– Оружие? – Эриксон явно удивился. – Ты хочешь купить на Танто пушку? Это невозможно. Нам запрещено иметь оружие. Слишком большая опасность для города. Декомпрессия.

– Бирон, постарайся меня понять. Если б за углом был оружейный магазин, я б тебя не спрашивал. Знаю, что на таких базах, как ваша, штатские не могут носить оружия. Но у некоторых жителей есть любопытная привычка обходить законы. Если здесь кому-то известны такие люди, так кому же еще, как не хозяину кабака?

– Ты, кажется, не понимаешь, человече, – улыбнулся бармен. – Это не запрет, навязанный извне. Это решение наших руководителей. Мы – сорманиты, Даниель Бондари, и живем в соответствии с нормами нашей религии. У нас нет оружия.

– Но здесь, – повысил голос Даниель, – наверняка живут сотни миссионеров! Не сомневаюсь, что среди них отыщется несколько ярых противников закона.

– Если б я таковых знал, – спокойно ответил Эриксон, – то давно бы сообщил властям.

– Зачем тебе оружие? – неожиданно проговорил Фриц. – У тебя нет никакой возможности выйти живым из драки с безопасниками. Тебя прикончат немедленно! Ведь…

– Дурак ты, Фриц! – прервал его Трыць. – Нет никакого «ведь». Он знает, что говорит. Ему отсюда не сбежать. Поэтому у него два выхода: дать себя изловить или дать себя убить. Ты выбираешь второе, верно, Бондари?

– Верно, – спокойно сказал Даниель.

– У нас нет оружия, – повторил Эриксон. – И мы не знаем, у кого оно есть. Если мы можем тебе как-то помочь – скажи, и мы постараемся это сделать. Но мы не достанем для тебя пистолета. К сожалению, ты выбрал скверное место для бегства…

– А может, хорошее… – сказал Даниель после недолгого раздумья. Может, хорошее… Сколько времени осталось до посадки безопасников?

Прозрачная поверхность черепа Трыця затуманилась, потом на ней загорелось изображение, демонстрирующее помещение центра управления полетов.

– Герман, сколько у них осталось времени до посадки?

– Кто спрашивает? – На поверхности черепа Трыця проступило большое, искаженное лицо, словно отраженное в шаровом зеркале. – А, это ты, парень… погоди, сейчас. Семь минут двадцать секунд.

– Можешь задержать посадку?

– Послушай, это же корабль Департамента! Они яйца мне поотрывают, а я, честно говоря, очень к ним привязан.

– Герман, сосредоточься, брат, – спокойно сказал Трыць. – Ты можешь их задержать?

– Ну, могу, конечно, могу, на две-три минуты… Может, на четыре, но, Трыць, если я заблокирую им космодром, то вылечу с работы и тогда…

– Привет, Герман! – Эриксон шагнул к Трыцю, приблизил лицо к его черепу. – Сделай это. Говорю тебе, это будет то, что надо.

– Дело в нем, в Бондари? – спросил Герман после недолгого молчания. Не дождавшись ответа, помолчал еще немного. – Ладно. В вашем распоряжении дополнительные четыре минуты. Так что двигайте задницы и делайте, что собираетесь сделать. Привет!

Изображение на черепе Трыця погасло.

– Что надо сделать, Даниель Бондари? – повернулся Трыць к танатору.