Андрей Дашков - Зверь в океане

Все было кончено. Еще три трупа появились в океане. И никому не стало от этого лучше…

Моя самка в шоке. Дважды она побывала на грани жизни и смерти. Что-то нарушилось. Но что? Может быть, шаткое равновесие между необходимостью убивать ради еды и чудовищными аппетитами безумия?

Несмолкающий зов Вавилона снова гнал меня и стаю на северо-восток. Самка временно расположилась в моей корзине.

Краткий ритуал в наступающей темноте.

Вечер.

Прощание с погибшей косаткой.

Ночь.

Утром мы были уже далеко.

8

Если это окрестности, то каков же сам Вавилон?!

Зрелище было поистине завораживающим. Подо мной и вокруг меня – вечность, воплощенная в камне. Полет, пойманный в ловушку безмолвия и безвременья. Или мгновение, затянувшееся до конца времен. Место, где глупые преувеличения вдруг приобретали настоящее значение. Не случайно предки говорили когда-то: «увидеть ЭТО – и умереть». Вероятно, для меня ЭТИМ станет Новый Вавилон.

Чуждый, почти инопланетный пейзаж. Канун Противостояния. Глина еще в руках творца. Донные пески – свалка секунд, символ незапущенного времени. И повсюду парили гигантские тени в зеленоватой мгле, будто дирижабли в пасмурный день, отразившиеся в очках слепого (откуда этот образ? – я уже давно не задаю себе подобных вопросов). Эскадрильи, флотилии, рои, армады, стада, заблудившиеся праведники на поводу у слепцов, солдаты на тихом призрачном параде, паразиты, привлеченные ядовитой приманкой и собравшиеся на последнюю трапезу… Не иначе, действовало перемирие, воцарившееся во всех мозгах одновременно. Даже в самых примитивных. Вроде мозга моей самки. Она нашла себе новую подругу среди косаток и удивительно быстро сплела корзину. Должен признать, кое в чем она гораздо расторопнее и ловчее меня. Но эта ее тягостная невосприимчивость к прекрасному…

Вавилон таился где-то впереди, прятался в неразличимой пелене, за гранью прозрачности, а пока что мы плыли над каньонами и кратерами, сквозь ажурные башни и сводчатые галереи, петли эстакад, застывшие керамические леса, мимо возникающих из сумрака мостов и опрокинутых многоярусных пирамид. Справа от меня слаженно двигалось большое стадо кашалотов, слева – стая серо-голубых акул. И что самое странное, неисчислимые косяки сельди и кефали тоже плыли в сторону Вавилона. Должно быть, гостеприимные хозяева позаботились о пище для нас…

И вот впереди забрезжил свет. Это было похоже на то, как если бы солнце взошло под водой. Косатки «переговаривались» высоким тоном, означавшим любопытство. Призрачное сияние почти заворожило их. Все мы, живущие в соответствии с природными циклами, находились в необычном состоянии временного смещения. До восхода «настоящего» солнца оставалось еще несколько часов; была ночь новолуния, и сверкающая корона казалась не меньшим чудом, чем явление Ангелов. Ангелы сулили покой, мир, безопасность, любовь… Что-то изменилось во мне под влиянием этого света: размягчался костяк, растворялся невидимый панцирь. Это было прощением, возвращением в потерянный рай…

Впервые в жизни я видел ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ свет, если не считать молний… и сновидений. Но молнии были лишь краткими проблесками во тьме, сновидения – слишком туманными, а тут миллионы вспышек слились в непрерывное ликующее свечение, и волшебные лучи проникли в мои зрачки. Это был какой-то новый сигнал, световой код – и немедленно очнулся от спячки тот бродяга, который сидел во мне и знал куда больше, чем мог знать обыкновенный пастух, проживи он в океане хоть триста лет. Его (или меня?) охватила такая тоска по всему утраченному, недоступному, запретному, что хотелось завыть. И одновременно возникло совершенно незнакомое мне убийственное ощущение БЕЗДОМНОСТИ – и это в мире, где нет и не может быть приюта!..

Я ненавидел себя. Я пытался выдавить из души эту ненужную мне тень прошлого, которая отравляла все мое существование, наполняла его чужими призраками, чужими чувствами, чужой неутоленной тоской и болезненными воспоминаниями. В том числе о Вавилоне. Я думал, что Вавилон – это рай? Тупая скотина…

Фейерверк света. Океан света. Вода стала жидким светом…

Купола на дне.

Мне показалось, что они расцветают, протягивая в бесконечность тысячи лучей-лепестков. Да, это был мой дом! Мой дом, оставленный несколько поколений назад. Я вернулся. Примешь ли ты меня?..

От картины, открывшейся внизу, захватывало дух. Купола были прозрачными, и под ними был… воздух. Тонкий слой какого-то вещества отделял жидкую среду от воздушной. Стекло. Теперь я увидел, что такое стекло. Оно – как чистейшая затвердевшая вода, похищенная часть небосвода, нетающий лед. И за этой надежной стеной было все то, что я считал разрушенным, уничтоженным, погибшим, сметенным Большой Волной…

Щемило сердце, тонко вибрировала многоликая душа. «Иллюзия, иллюзия», – нашептывала мне самая мерзкая из моих теней. И она еще не задала главного вопроса: «ЗАЧЕМ МЫ ЗДЕСЬ?».

Очарованный странник… Как близко было осуществление мечты – и как скоро последовало крушение надежд! Город открылся мне – город в прекрасной подводной долине. Его образа не было в моей памяти – он был обещанием будущего. Живая, плодородная земля расстилалась под куполами. Фермы, дороги, сады, леса, жилища двуногих, стада четвероногих… Какие-то диски парили в ИХ небе, и каждый излучал нечто особенное – нерассказанную историю, которая могла быть подлинной. Эти истории казались мне куда более интересными, чем мое прозябание наяву или даже мои сновидения. То был город грез…

Я погубил его.

Так начинаются штормы – с темной полосы на горизонте.

Переселение в рай вдруг обернулось адом. Гигантская тень появилась вверху. Она надвигалась с юга. Магнитная масса и обтекаемая форма исполина – этого было достаточно для отождествления. Стальные стены, каплевидный выступ, люки, винты, рубившие воду, ультразвуковые импульсы… Плавучий Остров, запрограммированный на уничтожение жизни. Его сопровождали мегалодоны. Десятки мегалодонов, возвращенных в океан, проскочивших немыслимым образом сквозь игольное ушко времен, преодолевших пропасть в миллионы лет, которая разверзлась между периодом их господства в океане и сегодняшней ночью…

У моей стаи не было шансов. Каждый мегалодон был в полтора раза длиннее Лимбо, а Лимбо – гигант среди косаток. Откровенно говоря, шансов не было ни у кого из тех, кто услышал зов Вавилона.

Теперь я начал прозревать. До меня дошел смысл Противостояния. Мы должны были послужить живым щитом. Ангелы собирались пожертвовать нами ради того, чтобы их свет сиял вечно. Я ничего не имел против, но разве не я стал невольным врагом всего того, к чему стремился? Я нес в себе зародыш истребления.