Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

Я перестал жевать и призадумался. Действительно, а почему? Новые города называем полисами, а старые…

— Наверное, потому, что той нашей жизни больше нет и никогда не будет, — сказал я. — И названия прежние ни к чему. Умники из Субайхи верят, что всё можно вернуть обратно — они называют места и города по-старому. Но только там, в Субайхе, между собой. А пусть попробуют сделать так в другом месте, в той же Харчевне — быстро получат по соплям. Многим людям хотелось бы, чтоб Земля снова стала Землёю — без Додхара, но никто не хочет возвращения старых порядков. Обходимся же мы на своей Старой территории без правительства? Каждый и так знает, что нужно делать, и понимает, что в одиночку не выживешь. Если мы объединяемся для войны, то знаем, за что воюем: за себя, за свой угол, за свою землю, за безопасность на будущее — а не за какого-нибудь зажравшегося толстопуза или помазанника божия. Яйцеголовых мы считаем врагами потому, что они действительно враги — а не потому, что нам так сказали… Сейчас тоже полно всякого дерьма, но окунаться в старое никто не желает.

— И потому ты взял другое имя? — спросил кербер.

— Мне его дал Имхотеп. Это просто слово, поясняющее первую букву нукуманского алфавита. Помнишь поди — элф, нанга, боло… Не знаю, почему он меня так назвал. Мне было всё равно, потому что ко времени нашей встречи я своё настоящее имя уже забыл. Через год после Проникновения дядьку и мать растоптали пегасы. Я взял вилы и пошёл странствовать. Таскать мне их было тяжело, но и расставаться с ними не хотелось. Они нас троих целый год кормили. Я не раз пробирался в города, заходил в Бродяжий лес и успел немало повидать, пока Имхотеп меня не подобрал.

— А как… — начал было Тотигай.

Но я его оборвал:

— Заткнись. Я тебе всё, что знал, рассказал. А будешь много приставать — врежу по хрюкальнику.

Перевернув шампуры над огнём, я снова принялся за еду.

— Другие люди рассказывали то же самое, — удовлетворённо сказал Тотигай немного погодя.

— Тогда какого хрена ты меня пытаешь? — внешне равнодушно поинтересовался я.

— Чтобы знать наверняка, — ответил он. — Люди часто привирают. Приукрашивают, выдумывают небылицы. Ты не такой. Никогда не врёшь. За это тебя и уважают нукуманы.

Ага, счёл нужным напоследок сделать комплимент.

Кербер поднялся, покосился на меня одним глазом, и небрежно, как бы гуляючи, направился к мешку с мясом, но вдруг замер и прислушался.

— Что такое? — спросил я.

— Всадники на Большой тропе, — сказал он. — Много…

Я перестал работать челюстями и, конечно, тоже услышал.

Целыми отрядами верхом по мехрану ездили только яйцеголовые, нукуманы и умники из Субайхи, которые там, у себя, сумели создать небольшой конезавод. Кони были ещё у фермеров, но фермеры на додхарскую сторону редко заезжают. Трофейщики ездят поодиночке и небольшими группами. Караванщики предпочитают верблюдов. Сводные бригады Старых территорий, когда выступают в поход против яйцеголовых, бывают большей частью пешими…

— Насколько много? — уточнил я. Теперь я уже ясно различал еле слышимый, на самом пределе чувствительности, гул. И он становился всё громче.

— Очень много, — ответил Тотигай. — Это не очередная экспедиция умников.

— Тогда нукуманы. Или отряд ибогалов. Посмотришь?

Кербер даже спорить не стал, хотя только что набил брюхо, и это само по себе свидетельствовало о том, насколько серьёзно положение.

Он рысью добежал до прохода между валунов. Я пошёл следом. Выскочив наружу, Тотигай помчался по склону вниз, взбежал на следующий холм и подпрыгнул, расправив крылья. Такого прыжка я у него ещё не видел — он пролетел до вершины следующего холма шагов триста, опять оттолкнулся и пропал в сумерках. Я помедлил и возвратился обратно в убежище. Ждать кербера обратно слишком быстро не стоило. Ему нужно добраться до скалы, с которой видна Большая тропа, оценить обстановку и вернуться.

Однако он отсутствовал очень уж долго, и к тому моменту, как Тотигай наконец просунул нос в проход, я здорово беспокоился. Длиннейший додхарский вечер успел закончиться, и наступила полная темнота.

— Ибогалы, — сказал кербер подойдя к костру. — Вооружены до зубов. Двести пятьдесят уродов как на подбор.

— Сколько? — удивился я. Додхарцы после Проникновения имели у себя не меньше неприятностей, чем люди, население у них тоже сильно поредело, и сотня воинов уже считалась армией.

— Сначала я смотрел с нашего обычного наблюдательного пункта, — сказал Тотигай. — Они торчали прямо у входа в лабиринт. Подумал, что они как-то узнали про наше укрытие здесь, и решил подкрасться поближе.

— Ну?

— Похоже, яйцеголовые просто совещались. Когда двинулись дальше, я был рядом и пошёл за ними. Они нашли могилу нукуманов. Я всё ждал, что эти сволочи повернут по нашим следам, но они двинулись дальше по Большой тропе в сторону гряды и вскоре стали лагерем.

— Мы не оставили следов.

— Естественно, да и ночью им через лабиринт не пройти, но я хотел знать наверняка. И убедился, что ублюдки сделали из собственных наблюдений замечательно неправильные выводы.

Тотигай шлёпнулся перед костром и положил голову между лапами; но так ему было неудобно говорить, и он перевернулся на спину, задрав все четыре лапы кверху и разложив крылья по земле.

— Чего разлёгся? — прикрикнул я на него.

Тотигай чуть повернул голову и сморщил нос. Он был до крайности доволен.

— Творящий дела милосердия войдёт в Обитель Бога! — насмешливо произнёс кербер. — Ты похоронил нукуманов по их обычаю, и это нам помогло. Яйцеголовые недоумки не без труда разобрались, что произошло. Они разрыли захоронение. Я смотрел и слушал. Картавое бормотание этих детей Нечистого Феха никто не может понять до конца, но кое-что мне узнать удалось. Помучившись, ибогалы сумели довольно точно восстановить произошедшее до нашего прихода — засаду и прочее. Но они уверены, что где-то рядом есть другие нукуманы. И ещё. Они говорили про Книгу. Они называют её Зилар.

— Завтра они найдут своих у гряды.

— Ну и что? Там только винтовочные гильзы. Нукуманы как раз и обожают винтовки.

— Нашего костра снаружи не видно? — спросил я.

— Конечно нет. За пять шагов до прохода не поймёшь, что здесь кто-то ночует.

Я потянулся к рюкзаку, достал Книгу и задумчиво взвесил её в руке. Я знал, как эти штуки называли ибогалы, и все это знали; но никто не знал, для чего они их используют. Появились они, по всей видимости, недавно. Никто также не мог сказать, сколько Книг всего. Умники из Субайхи предлагали за любую из них награду в пять тысяч ибогальских галет — целое состояние. До сих пор Книга попадала в руки людей лишь однажды — та самая, которая погубила Утопию. Кое-кто полагал, что Книга вообще существует в единственном экземпляре.