Семен Слепынин - Сфера разума

Незаметно текли минуты и часы, солнце уже припекало вовсю. Пора обедать! — вспомнил Василь. Он снял туфельки и носки, отбросил их в сторону. Не коснувшись земли, они вдруг пропали, ушли обратно в Память.

И снова босиком поскакал Василь по лужам. Только дух захватывало, да брызги сияющие сеялись вокруг. Влетел в хату и сел за стол. Сегодня он решил непременно познакомиться с домовым — домашним другом и помощником. В шутку его называли Красавчиком. Видимо, за то, что красотой он как раз и не отличался. Но как выглядит Красавчик на самом деле, Василь не знал.

— Красавчик, кушать хочу, — сказал Василь и затаился.

Из-за спины показалась рука и поставила тарелку с борщом. Василь живо обернулся, но сзади никого не оказалось.

— Опять спрятался, — обиделся Василь. — Покажись.

— Нельзя, — голос Красавчика слышался уже из соседней комнаты. — Испугаешься. Я страшный.

— Не испугаюсь, — говорил Василь, тихонько подкрадываясь к двери. Заглянул, а в комнате пусто. Только тень какая-то мелькнула и растаяла.

Вечером Василь жаловался отцу:

— Красавчик злой. Он не хочет подружиться со мной.

— Он добрый и старается не пугать маленьких.

— А он страшный?

— Не страшный. Однако и не красавец. Что поделаешь, таким его создала народная фантазия еще в глубокой древности.

— А сам он фантазия или живет на самом деле?

— И да, и нет. Сложный это вопрос, малыш. Потом поймешь. А сейчас посмотрим маму. Она выступает где-то на орбите Сатурна.

Мама у Василя — знаменитая танцовщица. Но где Сфера Разума отыщет ее? И каким вообразит себе папа экран? Взрослые иногда такое выдумывают…

Под ногами разверзлась вдруг мглистая бездна, усеянная звездами. По спине мальчика поползли мурашки: вместе с лучом-телепередатчиком он совершал межпланетный перелет. Василь догадывался, что вместе с папой сидит в хате. Но его не покидало жутковатое чувство, что со скоростью света мчится в ледяных просторах. Вот уже Марс остался позади, сверкающими камешками промелькнули астероиды, и через несколько минут Василь влетел в искусственную атмосферу Титана — спутника Сатурна. На его освещенной стороне, в недавно выращенных лесах, люди что-то строили. Но вот ночная сторона. Вместе с папой Василь приземлился перед освещенной сценой под открытым небом.

— Опоздали мы, — огорчился папа.

Зрители, аплодируя, уже провожали со сцены маму. Появились акробаты. Но все внимание Василя приковало черное полотнище космоса, где среди звезд медленно плыла хвостатая комета и где полнеба занимали кольца Сатурна.

Через час вернулась мама, и Василь с ухмылкой взирал на шутливую ссору, возникавшую всегда из-за него.

— Какой дикарь! — глядя на сына, мама в ужасе хваталась за голову. — Взлохмаченный, грязный дикарь. А ноги? Скоро они потрескаются от цыпок. Опять по лужам бегал? Босиком?

— Пусть закаляется, — пытался вставить слово папа.

— И за что я люблю этих варваров? — недоумевала мама. — Все люди живут в городах, в удобных домах и дворцах. А мои? Древнее село им подавай. Ностальгисты, видите ли. Затосковали по старине.

— Наши хаты по гигиеничности не уступают твоим дворцам и по-своему красивы. К тому же… — И отец подмигнул сыну: сейчас, дескать, выкрутимся. В голову ему пришла, видимо, спасительная мысль. — К тому же, в твоих дворцах домовые не водятся.

И Василь видел: довод этот сразил маму. Красавчика она обожала.

— Вчера мы с ним не доиграли шахматную партию, отложили, — улыбнулась мама и взяла сына за руку. — Идем спать, а то Красавчика испугаешься.

— Это он меня пугается, — обиженно ответил Василь, но покорился и ушел в свою комнату.

Он лег и пытался заснуть. Но за дверью то и дело слышался смех, веселый разговор. Василь садился на кровати и прислушивался.

— Меня обманули! — с возмущением воскликнул Красавчик. — Я не откладывал такую дурацкую партию.

— А мы можем проверить, — смеялась мама. — Или сдаешься?

— Красавчик никогда не сдается, — заявил домовой. — Красавчик непобедим.

Как закончилась игра, Василь так и не узнал: сон сморил его.

С утра Красавчик ухаживал за Василем все так же заботливо, но на просьбы показаться не откликался, оставаясь в своей невидимости. Только зимой понемногу наладилась их «видимая» дружба. Но Василь помнит зиму очень смутно. От нее остались лишь ощущения шумных вьюг за окном, домашнего уюта и того завораживающего холодка, с каким он слушал страшные старинные сказки. Их рассказывал Красавчик, иногда мама.

Снова пришла весна, зацвели яблони, и в воробьиных гнездах вовсю попискивали крохотные птенцы. Вместе с весной в жизнь Василя вошло что-то новое, неведомое и значительное — по утрам его будили уже не воробьи, а таинственный гость. Взрослые называли его Пастухом. Говорят, что он вместе с вечерними сумерками и туманами приходит неизвестно откуда, чуть ли не из прошлых веков, и всю ночь пасет в степи лошадей. К утру вместе с табуном Пастух появлялся вблизи села, и люди просыпались от звуков его удивительной свирели — таких нежных, задушевных мелодий не давала ни одна флейта, ни один кларнет. Все попытки увидеть Пастуха кончались ничем: гость неясной и бесшумной тенью уходил в туман.

Однажды Василь проснулся, и от задумчивой музыки древних степей ему стало так сладко, тревожно и грустно, что захотелось когда-нибудь непременно познакомиться с Пастухом, узнать, кто он.

Когда луч солнца коснулся косяка дверей, Василь быстро оделся, позавтракал и поспешил на улицу. Со своим другом Андреем он договорился уйти сегодня из села надолго, может быть, до самого вечера.

Жил Андрей по другую сторону оврага. По его дну протекал ручей. Ранней весной он разливался шумным пенистым потоком, но сейчас воды в нем стало намного меньше. По деревянному мостику Василь перешел ручей, преодолел крутой склон и очутился на обрыве. Здесь под вербами его ждал Андрей со стаканчиком мороженого.

— Хочешь? Я научился брать из Памяти.

Андрей был годом старше, поэтому многое умел и знал куда больше своего друга. По его словам, не только мороженое, но и все вещи невидимками живут в Памяти — в травах и вербах, в их корнях и листьях, во всей природе.

— И в крапиве тоже? — спросил Василь. Он только что, поднимаясь по склону, обжегся об эту траву и сердился на нее.

— Конечно.

Василь не поверил другу, но спорить не стал. Он засмотрелся на дали, где стлался и курился туман. Вербы и тополя громоздились в нем диковинными башнями и становились за селом совсем смутными и расплывчатыми, как дым. А еще дальше почудилась Василю все та же еле слышная музыка древних степей. И снова сладко и тревожно заныло в груди.