Артур Кларк - 3001: Заключительная Одиссея

«Теперь я начинаю понимать», – промелькнуло в голове Пулла, – «Это объясняет уклончивость Андерсона и все эти тесты, которые он проводит, чтобы посмотреть, восстановились ли мои силы. Я проделал весь путь от Юпитера, не считая пару тысяч километров – но я никогда не смогу вновь ступить на поверхность родной планеты. Не знаю, как я это выдержу».

Глава 10

С уважением к Икару

Но вскоре его депрессия рассеялась: было так много дел, и так много того, чего он еще не видел. На это не хватило бы и тысячи жизней, и главная проблема состояла в том, чтобы выбрать несколько из мириад чудес, которые могла предложить ему эта эпоха. Он старался, но не всегда успешно, избегать мелочей и сосредотачиваться на более важных вещах, особенно, его образовании.

Мозговой шлем – и книжный плеер, прилагавшийся к нему, и тут же прозванный «мозговой коробкой» – был здесь огромного объема. Вскоре у него появилась маленькая библиотека карточек «текущих знаний», каждая из которых содержала все материалы, необходимые для получения степени бакалавра. Когда он вставлял одну из них в мозговую коробку и настраивал наиболее подходящие для него скорость и интенсивность, возникали вспышки света, которые могли длиться около часа. Когда он просыпался, то казалось, что в его мозгу открываются все новые территории, о которых он догадывался только когда искал их. Он был словно библиотекарь, обнаруживший полку с книгами, о наличии которых даже не подозревал.

В основном он был сам себе хозяин. Не задумываясь о чувстве долга и благодарности, он выполнял столько просьб ученых, историков, писателей и артистов, работающих на медиа, сколько мог, несмотря на то, что они были малопонятны ему. Кроме того, он получал бесчисленные приглашения от других граждан четырех Башен, которые вынужден был отвергать.

Самые заманчивые – и от которых было сложнее всего отказаться – приходили с планеты, раскинувшейся внизу.

– Конечно, вы не погибнете, – говорил ему профессор Андерсон, – если спуститесь на короткое время с хорошей системой жизнеобеспечения, но радости вы не получите. И это может еще в большей степени ослабить вашу нервно-мышечную систему. Ее нельзя восстановить полностью после тысячелетнего сна.

Другой его надзиратель, Индра Уоллос, защищала его от беспокойства без необходимости, и давала советы, какие просьбы выполнять, а на какие дать вежливый отказ. Сам он никогда бы не понял социально-политическую структуру этой чрезвычайно сложной культуры, но вскоре сделал вывод, что, несмотря на то, что теория всех классовых различий исчезла, здесь было несколько тысяч особых граждан. Джордж Оруэлл был прав: есть люди более равные, чем все остальные.

Иногда, основываясь на своем опыте двадцать первого века, Пулл задавался вопросом – кто платит за все это гостеприимство – не выставят ли ему однажды громадный счет за все, чем он пользовался? Но Индра сразу же заверила его: он же уникальный и бесценный музейный экспонат, поэтому ему не стоит задаваться такими приземленными рассуждениями. Все, что он хотел – в пределах разумного – было ему доступно: Пулл задавался вопросом – каковы же были пределы этому, не представляя, что однажды он попытается раскрыть их.

Все самые важные вещи в жизни происходят случайно, и когда он установил наблюдательный настенный дисплей на случайный поиск, его внимание привлекла поразительная картина.

– Остановить поиск! Звук громче! – закричал он неожиданно громко.

Он узнал музыку, но прошло несколько минут, прежде чем он смог определить ее автора. Через стену он увидел крылатых людей, грациозно кружащихся вокруг друг друга, явно поддерживая. Но Чайковский был бы весьма поражен, если бы увидел эту постановку «Лебединого озера» – с исполнителями, которые летали по-настоящему…

Пулл наблюдал с восторгом в течение нескольких минут, пока полностью не убедился, что это реальность, а не симуляция: даже в его дни никто бы не был стопроцентно в этом уверен. Возможно, балет был поставлен на одной из многочисленных площадок с низкой гравитацией – очень большой, судя по выступлению. Возможно даже, что это здесь, в Африканской Башне.

Я хочу попробовать это, решил Пулл. Он не мог до конца простить Космическое Агентство за запрещение одного из любимейших удовольствий Пулла – затяжного прыжка с парашютом – даже, несмотря на то, что он понимал точку зрения Агентства, не желавшего рисковать ценным вложением средств. Врачей беспокоила его травма, полученная при аварии на дельтаплане. К счастью, юношеские кости полностью пришли в норму.

– Что ж, – подумал он, – Сейчас меня некому остановить… по крайней мере, здесь нет профессора Андерсона…

К облегчению Пулла, доктор решил, что это отличная идея, и, кроме того, он узнал, что в Башне у каждого был собственный Вольер, в котором поддерживалась одна десятая силы притяжения.

В течение нескольких дней он измерял свои крылья, изрядно потрепанные постановками «Лебединого озера». Вместо перьев использовалась эластичная мембрана, и когда Пулл ухватился за держатели для рук, прикрепленные к поддерживающим ребрам, он заметил, что больше похож на летучую мышь, чем на птицу. Однако его образ Дракулы был развенчан его инструктором, который, судя по всему, был не знаком с вампирами.

Первые его уроки были ограничены изучением легкой упряжи, поэтому он никуда не выходил, пока изучал базовые – и самые важные действия – управлению и стабилизации. Как и многие новые умения, это было не так просто, как казалось.

Эти ремни безопасности казались ему нелепыми – как можно пострадать при силе тяжести, в десять раз меньшей веса собственного тела! И был рад, что ему понадобилось всего несколько уроков. Вне всяких сомнений, ему помогли его тренировки, когда он был астронавтом. Он был, как сказал ему инструктор, лучшим учеником, который когда-либо обучался у него, но, возможно, он всем так говорил.

После дюжины тренировочных прыжков в помещении, высотой в сорок метров, заполненной разнообразными препятствиями, которые он довольно просто обходил, Пулл получил сигнал для своего первого одиночного прыжка – и снова почувствовал себя девятнадцатилетним парнем, готовым взлететь над флагштоком старого аэроклуба. Не особенно захватывающее слово «Вольер» едва ли могло подготовить его к первому полету. Несмотря на то, что Вольер казался даже больше, чем помещение с лесами и садами на уровне с лунным притяжением, он был бы почти такого же размера, если бы не занимал целый ярус постепенно сужающейся Башни. Цилиндрическое помещение, высотой половину километра и шириной свыше четырех километров предстало перед Пулом действительно громадным, к тому же в нем не было ровным счетом ничего, на чем можно было остановить взгляд. Все стены были одинакового бледно-голубого цвета, и поэтому создавалось ощущение бесконечного пространства.