Анна Богданец - Клуб любителей фантастики, 2004

Альтаир пока держался.

Некоторые из его «остепенившихся» знакомых считали, что он просто стремится убежать от себя. Как часто приходилось ему слышать в разных вариациях одно и то же: «Пойми, ты уже не школьник. Детство давно осталось позади, скоро и юность закончится — пора вступать в зрелую жизнь. Тебе следует научиться жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, как все повзрослевшие вместе с тобою сверстники. Не убегать в походы, а построить, наконец, свой очаг, найти свою радость в настоящем времени, рядом с собой».

Альтаир никогда не отвечал вслух на это пожелание, на таившийся за внешне вполне правильными словами подспудный вопрос: «Зачем тебе все это?». Не отвечал именно потому, что знал ответ. Воспитанный в детстве на лучших книгах, фильмах и песнях Державы, самое светлое время человеческой жизни — юность — он встретил даже не в другой стране, а в другом мире, где властвовали совсем иные законы. Ему, жаждавшему беспокойной, бурлящей жизни, мечтавшему служить людям, Родине и науке, «новое» общество предложило в корне иную систему ценностей, которую он принять не мог.

И реки, и горы, и поиск, и многое другое — это была его война. Каждые выходные, каждое лето он добровольцем уходил на свой фронт. Проходил по утреннему городу в потертом камуфляже, с рюкзаком вместо вещмешка, сжимая в руках взамен автомата весло, ледоруб, металлоискатель или гитару. Уходил на бой с пресыщенностью и успокоенностью, прагматизмом и сиюминутностью, примитивизмом и упрощенностью, под ударами которых десятилетие назад рухнула Держава и до сей поры продолжали гибнуть друзья. Уходил потому, что не мог смириться с повседневной жизнью, протекавшей исключительно «здесь» и только «сейчас».

Здесь и сейчас… Тогда зачем вообще существует Мечта? Ведь добиться относительного комфорта и благополучия, пусть и ценой определенных усилий, можно в любом месте и в любую эпоху. Тем более в Столице. Тем более теперь, когда не существует больше никаких идейных или моральных ограничений, и можно особо не беспокоиться об оценке своих помыслов и поступков окружающими. Это не то трудное счастье, которое было находкой для предыдущих поколений. Чтобы «осчастливить» себя сейчас, не надо мчаться за тридевять земель, подниматься в горы или уноситься в небо. Всё примитивно и просто.

Здесь и сейчас… Альтаир вспоминал инженеров и ученых Державы, пытавшихся осуществить прорыв в Неведомое и часто плативших за это своим личным счастьем, а порой и жизнью. Нынче эти люди оказались ненужными именно потому, что их работа выходила далеко за рамки сегодняшних потребностей — они жили Будущим. Пришедшие им на смену молодые прагматики усвоили новую истину: только та проблема стоит внимания, решение которой может принести быстрый доход при минимальном приложении усилий. Больше всего от такого подхода пострадала космонавтика — самая сильная и давняя любовь Альтаира. Разговоры об орбитальных поселениях и планетных базах еще велись, но оказаться в планах с трудом выживших КБ и заводов эти проекты шансов не имели. «У нас демократия, можете ГОВОРИТЬ о своих звездолетах сколько угодно, пока денег не просите».

Здесь и сейчас… Его часто упрекали не только в мечтательности, но и в слишком трепетном отношении к своему прошлому. Да, в его жизни было много ярких событий, о которых он с неподдельной теплотой вспоминал и рассказывал. Тем более что некоторые из них продолжали влиять на его мысли и поступки даже по прошествии долгого времени.

Вот уже больше десяти лет прошло с той смены в большом детском лагере, расположенном у подножия гор на берегу теплого южного моря. Он был тогда вожатым в отряде, носившем имя самой яркой звезды в созвездии Орла. Дни смены промчались, словно идущий по орбите спутник. Слезы расставания, пролитые в последнюю ночь, быстро высохли на прибрежной гальке. А имя его отряда осталось жить, перейдя в прозвище, которое сопровождало его все последующие годы и, наверное, будет сопровождать всю оставшуюся жизнь. И не только сопровождать, но и требовать себя оправдывать.

Альтаир знал все коварство, жестокость и беспощадность своего врага. Он понимал, что нельзя позволить ему ни на малую толику завладеть мыслями и желаниями, нельзя дать ему войти в душу под любым предлогом и в любом обличии, нельзя дать себя успокоить.

И потому, даже когда не удавалось найти попутчиков, он в одиночку покидал Столицу, уезжал на один из дальних полустанков, надевал снаряжение и растворялся в лесной глухомани, чтобы через сутки, а то и двое выйти из нее где-нибудь километров за семьдесят. В дождь, в снег, в жару — значения не имело.

И потому он знал, что даже если рядом не останется ни одного соратника, он будет продолжать свою войну с самым коварным в истории врагом.

Ради самого себя, своих идеалов, своей совести.

Ради памяти того лагеря — общедержавного символа Дружбы, Счастья, Мечты и Романтики, превращенного после гибели Державы в обычный приморский санаторий.

Ради общества, которое когда-нибудь пошлет свои корабли к звезде, с чьим именем были связаны лучшие дни его студенческих лет.

Ради Будущего.

Он потом так и не смог вспомнить, как ЭТО произошло. Очевидно, дневная усталость все же взяла свое, незаметно погрузив его к середине ночи в сладкую полудрему. И он не увидел и не услышал — каким-то неведомым образом почувствовал приближение ЭТОГО. Словно кто-то неведомый передал ему прямо в головной мозг, минуя все органы чувств, приказание открыть глаза и осмотреться вокруг.

Альтаир вздрогнул, приготовившись вскочить или отпрыгнуть в сторону, — такое у него уже было. Три года назад, в горах. Когда ему вдруг необъяснимо сильно захотелось выйти из палатки вслед за своим курящим товарищем. И тот даже не успел докурить сигарету, как пустая палатка была сметена сорвавшимся сверху валуном. С той поры всякий раз, когда появлялось необъяснимое и нелогичное в контексте момента желание, Альтаир прежде всего начинал искать вокруг себя возможную опасность.

Ветер задул с новой силой. Вереницы искр, вырванные из мечущегося под его ударами пламени костра, закручивая причудливые спирали, полетели прочь, в ночную степь. «Не поджечь бы траву», — подумал Альтаир, провожая их взглядом. И тут заметил: три ярких точки ровно и уверенно двигались против потока искр, против ветра.

Альтаир протер глаза — нет, это не обман, не «глюк», вызванный утомлением. Мгновение спустя он осознал, что наступил Момент Истины. Случилось именно то, за чем он приезжал сюда и что так желал увидеть все последние годы.

Это был классический, описанный во многих сообщениях «трехзвездник», наблюдавшийся неоднократно в самых разных областях планеты. На фоне ночного неба обычно выделялись три огня, расположенные в вершинах равностороннего треугольника. И лишь очень острый глаз мог заметить контуры темного корпуса, сливавшегося с окружающим пространством. Огни приближались, и уже через несколько секунд Альтаиру казалось, что он различает не только пологие обводы пришельца, но даже мелкие огоньки, словно цепочка иллюминаторов протянувшиеся вдоль его бортов, от носа к корме.