Ярослав Веров - Завхоз Вселенной

В Тель-Авиве светило солнце и было тепло, как и должно быть на земле обетованной. В воздухе ощущалась свежесть моря, одним словом, курорт. Игорёк спрятал свою теплую куртку и шёл следом за Володей и Серым. Как они ухитряются не заблудиться в переходах Бен-Гуриона? Наверное, не в первый раз.

Израильская таможня оказалась вялой и нелюбопытной. Может, и были приняты все меры повышенной безопасности, но на туристов из России они, похоже, не распространялись. Зато все ходили с противогазами в картонных коробках на боку, ожидая ракетного гостинца от иракского генерала Химического Али, который в это время держал оборону Басры.

Вынырнув из подземного тоннеля, троица оказалась на стоянке такси. Володя жестом подозвал таксиста и обратился к нему на незнакомом языке, наверняка, на иврите. Водитель, услышав «Газа», стал мотать головой. Володя достал одну стодолларовую купюру, другую — не помогло. Серый, разозлившись, сплюнул и в три этажа обложил таксиста, его мать и государство Израиль.

— Так вы русские! Так бы и говорили сразу, — ответил таксист на русском языке, испорченном нехорошим акцентом, словно скопированным у его собратьев по эмиграции с Брайтона.

Удивительное дело, где Америка, где Израиль, а русское произношение портится всюду одинаковым образом.

В дороге таксист всё болтал. Сперва расспрашивал, как дела на родине, проявляя большую осведомлённость в политических реалиях России.

— А что, мы все здесь спутниковое телевидение смотрим.

Потом перешёл на профессиональные проблемы.

— Для таксиста Тель-Авив, — говорил он, пока за окном машины мелькали дома и домишки, — хреновый город. Улицы узкие, кривые. Везде знаки стоят. Бывает, чтобы на соседнюю улицу попасть, надо полгорода объехать. И везде полицейские. Злые, как черти, не то, что у нас. Взятку предложишь — в тюрьму загремишь. Я как приспособился? Паркуюсь, где захочу. Здесь все паркуются где могут, иначе за машиной через весь город переть. Выхожу и гляжу на другие машины. Обязательно у кого-то торчит штрафняк, квитанция. Беру её и за свой «дворник» пихаю. Всё, порядок. Я вроде как оштрафован. Потом эту бумажку в мусор.

— А если тот уедет без квитанции, его же потом прав лишат? — спросил Игорёк.

— На дом пришлют. Здесь у них всё так. А заберут права — так и хрен с ним. Ненавижу этих местных. Мы для них галута, недоношенные. Чего они с арабами скубутся? Арабы нормальные ребята. Есть доллары — все твои друзья. А нищий никому не нужен. Здесь вам, ребята, не Россия.

— В России нищие просто замерзают, — негромко произнес Володя, и таксист замолчал.

По-видимому, он эмигрировал ещё во времена развитого социализма и сохранил о Родине самые неправильные воспоминания.

Дорога то пересекала песчаные поля, то летела в луга, полные сочной весенней травы, то окружалась рощами апельсиновых деревьев и возделываемыми кибуцами полями. Мелькали небольшие аккуратные, полные зелени и цветов селения. Страна производила впечатление мира и благополучия.

До Газы, столицы одноимённого сектора, они не доехали несколько километров, свернули в городок Джабалию. Въезжать на его улицы таксист не стал, остановился у блок-поста.

— Вы, ребята, самое сраное место нашли во всём секторе, — не удержался он от комментария. — Лагерь беженцев, Хамас… Поимеют вас.

— Езжай, — приказал Володя.

Солдаты армии Израиля долго проверяли документы, недоумевали, что может понадобиться русским в арабском поселении. Володя произнёс несколько фраз на иврите, отчего сержант пришёл в возбуждение и принялся энергично жестикулировать.

Блок-пост остался позади, и Серый спросил Володю:

— Чего это он?

— Я сказал, что мы не евреи, а русские, нам бояться нечего.

Улицы Джабалии ничем не отличались от улиц любого арабского городка: пыль, мусор, голопузые детишки и одно-двухэтажные дома, тесно сцепленные между собой.

Володя вёл уверенно. И снова Игорьку, как в аэропорту, подумалось, что он здесь не в первый раз. Остановились у приличного двухэтажного особнячка. Володя постучал. Открыла женщина в чёрном платке, джинсах и футболке. Володя произнёс несколько слов. Женщина молча повернулась и скрылась в доме. Игорьку она не понравилась, слишком полная и слишком грубые черты лица.

В доме оказалось неожиданно прохладно. В небольшой зале, устланной ковром, на небольшом диванчике сидел лысый человек в галабии, какую носят аравийцы. При виде гостей человек поднялся, шагнул навстречу, взял в объятия Володю и дважды приложился щекой к щеке. Хозяин сделал гостям знак садиться и неожиданно заговорил по-русски. С едва заметным восточным акцентом.

— Товарищи, хорошо доехали?

— Нормально, — ответил за всех Володя.

— Как евреи?

— Вялые, — снова ответил тот.

— Это они обиженные, что ракеты на них не пустили. Если бы пустили…

— Мы выбрали бы другой маршрут.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся хозяин. — Ты, Ильич, любишь шутить.

«Что за Ильич? — подумал Игорёк. — Кликуху, что-ли, революционную взял?»

— Не будем терять времени, — продолжал хозяин, — вы будете завтракать?

— Мы в самолёте поели.

— Что за еда в самолёте? Пфу! — засмеялся хозяин и хлопнул в ладоши.

Появилась женщина в джинсах и футболке. Хозяин распорядился, и она молча вышла.

— Будете кушать, а я буду вас готовить. Ты, Ильич, надолго туда?

— По обстоятельствам.

— А что слышно в Москве — долго Саддам воевать станет?

— В Москве разные слухи ходят.

— А какой слух самый слышный?

— На кого ещё работаешь, Фархад? — вкрадчиво спросил Володя и улыбнулся.

— Э-э, шутишь, дорогой, — смешался хозяин. — На кого здесь можно работать? Всё огородили, стену строят. Всё разбомбили… Так, мелкие заказы…

— Ничего, тебе обломится, уже скоро.

— Да? Буду ждать…

Игорёк из разговора не понимал ничего, кроме того, что разговор самый что ни на есть шпионский.

Володя обратился к товарищам:

— Паспорта.

И сказал Фархаду:

— Нужна иорданская виза.

— Зачем? — удивился тот.

— Нам нужен иорданский канал.

— Для тебя, Ильич, всё будет.

Вернулась женщина и позвала откушать, что Аллах послал этому гостеприимному дому.

Обед был накрыт в дворике, в саду. Фонтанчик, пальмы и кусты с яркими красными цветами.

На двух обычных, «кафешных», столиках в обычных одноразовых тарелках разложено было гастрономическое изобилие. Голубь, вымоченный в молоке и обжаренный в сухариках на оливковом масле. Нежнейшая баранина с черносливом и миндалём. Рыба в маринаде из кореньев сельдерея и зелёной петрушки, хрустящая, равномерно обжаренная рыба, приправленная толчёным чесноком и лимонным соком, присыпанная натёртым хреном. А ещё — кофту, то бишь, рубленые бараньи котлетки, а ещё — маринованная говядина на гриле. Печёные баклажаны. Роскошный суп-пюре из помидоров, риса и сладкого перца. Душистые лепёшки и прохладный чай каркадэ в высоких кувшинах.