Елена Грушко - Картина ожидания

Раковины всплыли, словно бы сонм придворных красавиц явился к своей королеве, и ни одна не хотела уступить другой причудливостью, изысканностью наряда.

Медленно кружились очень тонкие, длинные, винтообразные теребры; величавые митриды; кругленькие, степенные долиды; тонкостенные, будто чаши китайского фарфора, ципреи; проворные, в затейливых отростках, ангарии; блещущие перламутром турбо и плеутомарии; небольшие, расписанные светленькими пятнышками неретиды; нежные и прозрачные, переливчатые пателлы; похожие на бутоны тифобии; шлемовидные воинственные кассиды; величественные ампулярии; словно бы черепицей выложенные треугольные пинны; особенно любимые Белозеровым за красоту имени маргаританы маргаритиферы, жемчужницы; кокетничали пурпуры, рапаны, нептунии, арфы, мелании и меланоидессы; сторонилась всех хрупкая раковинка аргонавта; и неповоротливая тридакна с трудом поспевала за остальными, одышливо прищелкивая гигантскими створками; и неловко задевало всех нечто, напоминающее изукрашенный скульптурами парковый фонтан: громадная раковина устрицы; и толпились многочисленные мидии, мидии, мидии…

Белозеров, который серьезно занимался конхологией [9], узнавал каждую из них тотчас - и все же они были совсем иными, чем в своей обыденной жизни! Движение их было столь же прихотливо и в то же время закономерно, как и звездотечение. Вот раковины образовали хоровод, словно бы ожерелье, - но незамкнутое, в нем, чудилось, недостает звеньев. Разноцветно блестела теперь вода подземного озера, и все же ничто не могло сравниться с радужным сиянием той раковины, что лежала на камне!..

С отрадою в сердце наблюдал Белозеров это безмолвное, сияющее поклонение неизвестной, словно древней могущественной богине. Кто же она, кто? Может быть, Эрумия вовсе не медуза и совсем не так ужасна, как ее рисуют сказки южных морей? Ведь ее называют и покровительницей всех обитателей моря… А если это она явилась Белозерову, чтобы дать ему последнее в жизни напутствие или какой-то совет? Или облик раковины приняла хеттская Тахатанвита, Мать Источников, Царица? Или Тхон Биен - вьетское божество моря, от вдохов которой возникают отливы, от выдохов - приливы, а если она неловко поворачивается, то происходят морские волнения и бури?..

Белозеров не видел ничего невероятного в том, что раковина могла оказаться воплощением богини. Ведь почему-то никого не удивляет, что, к примеру, в "Илиаде" и "Одиссее" смертные то и дело встречаются с богами, да и самих гомеровских героев это не повергает в изумление! И он продолжал искать имя раковине, забыв обо всем, забыв, что стоит на панцире огромной многотерпеливой черепахи.

Японская Тоётама-Химэ, "дева обильных жемчужин", дочь морского бога Ватацумино-Ками? Неожиданное воплощение полинезийского подводного духа обоуби? Ве Ньилитимо, "лик влажного муссона", с острова Сулавеси? Или сама Тефия, дочь Геи и Урана, супруга своего брата Океана, с которым она породила все реки и три тысячи океанид?.. Или, вернее всего, та самая Богиня Ночь - она ведь пряталась от Беандрике в раковине! - которой белый чужеземец предназначен в жертву! Выходит, всю жизнь Белозеров искал собственную смерть? Но может ли смерть быть так прекрасна… Да кто же, кто же она, как имя ее?!

И неумолчные подводные колокольчики вызвонили ему в ответ:

– Пор-фи-рол-л-ла! Порфирол-ла! Порфирола!

*

Святой Иаков Компостельский! Что за проклятая жара стоит! Уж чересчур большой костер разожгли небесные духи. С самого утра, когда огонь только-только разведен, его еще можно терпеть, но в середине дня, когда вся куча дров охвачена пламенем, зной становится невыносимым. Над морем лежит тяжелый, стесняющий дыхание туман, и чудится, день никогда не кончится, никогда не угаснет воздушное пламя. Но все же эти ужасные дрова наконец-то догорают, жар постепенно спадает, на темном небе остаются только тлеющие уголья. Духи берегут их до следующего утра, чтобы разжечь новый чудовищный костёр. И так изо дня в день, изо дня в день.

Легко придумывать эти сказки полуголым туземцам! А европеец тоскует, что не долетит сюда отрадно-свежий ветерок с берегов Тихо или Хиниль, - жарко, жарко! Песок, утыканный какими-то съежившимися колючками, выжжен добела, да и в море не найти спасения. Паруса, ловящие ветер, обвисли, королевские галиоты, лихие звери морские, чудится, издыхают на рейде… но чуть рассветет, Десятки, сотни лодок отчаливают от берегов Нирайя, держа курс к жемчужным банкам.

В каждой лодке постоянный экипаж: туземцы - два ловца, два помощника - и солдат с оружием. За этими беандрике и поату нужен глаз да глаз. Дикий народ, нет на них Святой Германдады! И вот сидишь, качаясь на бессонной волне, наблюдая сквозь мучительно слипающиеся веки, как ловец, ухватившись за веревку и взяв камень, прыгает в воду, потом камень поднимают, через две минуты дает сигнал подъема сам ловец и его вытягивают в лодку вместе с корзиной, в которую он набрал сколько успел раковин. Сейчас же на дно опускается второй ловец, и так, чередуясь, до четырех часов пополудни, когда все лодки наперегонки возвращаются на берег. Здесь кишат жалкие хижины, шалаши и палатки, всюду царит вонища от гниющих раковин, толкотня и грязь невообразимая, но королевские войска уже выстроились на самом берегу, встречая лодки, чтобы никто не смог присвоить то, что принадлежит Испании!

Раковины несут в хранилище: огороженное с четырех сторон пространство берега в десяток брасов [10], в полу которого проделаны мелкие поперечные желобки, по ним постоянно струится вода. Тут держат раковины каждого улова до тех пор, пока они, сгнив, не раскроются - и не отпустят на волю свое драгоценное содержимое.

Было время, когда их вскрывали ножами просто на берегу. Но поскольку извлекали жемчуг те же туземцы, они навострились незаметно глотать жемчужины, для виду предъявляя контадорам [11] одну лишь baratos - дешевку. И вот с некоторых пор все изменилось: раковины терпеливо гниют в хранилище, а королевские солдаты терпеливо гниют в казармах, а воздух пропитан запахом тления - и жара, жара! Мундир жжет, режет, душит, давит, кусает, а туземцы скачут полуголые. В конце концов, единственное, чем хороши здешние места, так тем, что красотки не прячут свои прелести под фижмами. Да только на красоток тех уже и глаза бы не глядели. Из племени беандрике, правда, некоторые даже похожи на европейских женщин, но уж поату… Разве что шутки ради схватишь какую-нибудь и споешь, издеваясь не то над ней, не то над самим собою:

Два зеркала - твои глаза.

Я в них смотрюсь. Постой!

Не закрывай их жизнь моя,

Не закрывай! Открой! [12]

Тьфу! Нет здесь таких, как Марина, что встретилась в дальних и тоже знойных землях великому Кортесу! Ничего не остается, как вспоминать блеклый образ какой-нибудь доньи Мелисендры, оставшейся где-нибудь в Новой Кастилии… Одна утеха - глотнуть пальмового вина, которое беандрике хранят в раковинах. Одна отрада - торги!