Алексей Калугин - Дело о картине неизвестного автора

Подойдя к назначенному месту встречи, я убедился в том, что и на этот раз Марин продумал все до мелочей. Открытая веранда кафе «Морской конек» выходила одной стороной на набережную, по которой прогуливались отдыхающие, считавшие купание в море занятием, недостойным их высокого положения в обществе. В другую сторону было рукой подать до пляжа, на котором во множестве стояли кабинки для переодевания, раскрытые шезлонги и огромные разноцветные зонты, а людей было не меньше, чем на набережной. Таким образом, у Марина имелось сразу два направления на тот случай, если он заметит что-то подозрительное и решит ретироваться. На самой веранде не было ни одного свободного столика. Проходы между столиками были настолько узкими, что пробираться между изогнутыми, словно арфы, спинками двух соседних стульев приходилось боком. Я был уверен, Марин выбрал столик где-нибудь в самом центре веранды, – он знал, что присутствие большого числа людей не позволит мне создать надежную пси-блокаду.

Войдя на веранду, я сразу же столкнулся с улыбчивым официантом в белой накрахмаленной рубашке, темно-синем, в цвет узким брюкам, жилете и с огромной малиновой бабочкой под воротником. Деликатно, но решительно официант преградил мне дорогу.

– Извините, мсье, но в данный момент свободных мест в кафе нет, – сообщил он мне, приветливо улыбаясь.

– У меня назначена встреча. Я полагаю, что мой знакомый уже занял мне место.

Я быстрым взглядом обвел веранду.

Нужно ли говорить, что я оказался прав: Марин занял место за маленьким столиком неподалеку от центра веранды. Приподнявшись, он махнул мне рукой.

Проведя по воздуху двумя сложенными вместе пальцами, я устранил со своего пути официанта и начал пробираться к облюбованному Марином столику.

Сегодня Марин был одет в строгий темно-коричневый костюм в мелкий рубчик. На краю стола лежала серая шляпа с узкими полями. Определенная метаморфоза произошла и с лицом Марина – теперь его уже не украшали густые черные усы, придававшие ему исключительно самоуверенный и глупый вид. Без усов Марин выглядел вполне симпатично. Что, впрочем, не вводило меня в заблуждение и не позволяло забыть о происшествиях вчерашнего вечера.

– Добрый день, комиссар Мегрэ, – язвительно улыбнулся я, остановившись рядом со столиком Марина.

Марин с тоской посмотрел на меня, так, словно я продолжал разыгрывать какую-то невообразимо глупую пьесу, которую уже никто не желал смотреть, и молча указал на свободный стул.

На столе стояла большая бутылка красного вина и несколько тарелок с легкими закусками.

– Я позволил себе смелость заказать для вас ассорти из морских деликатесов, – Марин провел рукой над блюдом, один вид которого мог заставить облизнуться даже человека, напрочь лишенного аппетита.

Я с подозрением посмотрел на Марина: откуда ему были известны мои кулинарные пристрастия?

Марин как ни в чем не бывало пододвинул к себе салат из капусты и яблок, приправленный оливковым маслом. Затем откупорил бутылку и плеснул вина в широкие бокалы, стоявшие в центре стола.

– Полагаю, что, если я предложу выпить за дружбу, вы этот тост не поддержите?

Я только криво усмехнулся в ответ.

– В таком случае – за взаимопонимание, – Марин поднял бокал и посмотрел на меня сквозь стекло.

Руки мои неподвижно лежали на краю стола.

Едва заметно пожав плечами, Марин сделал пару глотков, после чего поставил бокал на стол и принялся за салат.

Минуты две он ел, а я молча наблюдал за ним.

Наконец Марин положил вилку на край тарелки и посмотрел на меня осуждающим взглядом, как будто я на виду у всех занимался чем-то совершенно непристойным.

– Вы так и будете следить за тем, как я ем?

Изображая удивление, я приподнял бровь.

– А что я, по-вашему, должен делать?

– Вы не любите морепродукты?

Марин взглядом указал на блюдо, на котором были аккуратно разложены морские гребешки, запеченные устрицы, кусочки щупальцев осьминога и очищенные от панцирей креветки, каждая размером с ладонь.

– Люблю, – спокойно ответил я.

– Тогда в чем же дело?

– Я пришел сюда не для того, чтобы есть.

Марин усмехнулся и покачал головой. Взяв свой бокал, он допил остававшееся в нем вино и вновь наполнил его.

– Послушайте, инспектор, я, кажется, уже принес вам свои извинения…

– Разве?

– Хорошо, – Марин коснулся края стола ребром ладони. – Я сейчас приношу вам свои извинения. Теперь вы удовлетворены?

– Я буду удовлетворен только тогда, когда надену на тебя наручники и в таком виде доставлю в Департамент.

На лице Марина появилась странная гримаса, которая выражала одновременно презрение и сочувствие. И все это я должен был принимать на свой счет.

– Вот только не нужно этой дешевой патетики, инспектор, – Марин тяжело вздохнул. – Ваше начальство сейчас лишено возможности слышать вас, а потому некому оценить вашу несгибаемую преданность служебному долгу.

– Я…

Марин не пожелал слушать меня.

– Вы хотите получить объяснения по поводу того, что произошло вчера?

Я замер, как сеттер, сделавший стойку на затаившуюся в кустах куропатку, которую он пока еще не видел, но уже чувствовал, что дичь где-то рядом.

Марин поднял бокал и выжидающе посмотрел на меня.

Помедлив секунду, я взял со стола свой бокал.

Марин улыбнулся.

– За взаимопонимание, – вновь провозгласил он и коснулся своим бокалом края моего.

Сделав глоток вина, я поставил бокал на стол и наколол на зубец вилки одну из гигантских креветок.

Марин тоже взялся за вилку.

– Вы говорите на суахили, инспектор? – спросил он.

Едва только Марин произнес эти слова, в моем подсознании включилась кодовая система, открывающая доступ к словарному запасу и грамматике названного языка.

Я коротко кивнул и подцепил на вилку морской гребешок.

– Отлично, – Марин с ходу перешел на суахили. – Полагаю, что, помимо нас, в этом кафе язык суахили никому не знаком. Мне не хотелось бы, чтобы предмет нашего с вами обсуждения сделался достоянием гласности.

– Я не брал на себя обязательства хранить молчание, – заметил я.

– Полагаю, инспектор, у вас не возникнет желания делиться со своим начальством тем, что станет вам известно в ходе нашего разговора, – улыбнулся Марин. – Мне кажется, что для вас все складывается не так уж плохо. Картина возвращена в коллекцию графа Витольди, и никто, кроме нас с вами, не знает, каким образом это произошло.

– Чего ради нужно было устраивать суету вокруг картины, которая, как мы оба понимаем, не представляет собой никакой ценности? – спросил я.

– Это был эксперимент, – ответил на мой вопрос Марин.