Ирина Ванка - Секториум

Утром он вернулся, ни свет, ни заря, и с первыми лучами мы покатили вниз по серпантину. «Что же это за страна? — думала я. — Население — вылитые турки, дорожные указатели написаны греческими буквами». Спросить было некого. Петр, не замолкая ни на секунду, объяснял нам с Вегой, бестолковым иностранцам, почему жилье в горах дороже, чем у моря и отчего только торгаши и туристы наводняют пляжи в жаркое время года.

Действительно, внизу было людно. На пристани стояли ящики с мандаринами, не ощипанными от листьев, лежали связки бананов в полиэтиленовых мешках, как картошка. Машины и мотороллеры стояли друг на дружке вдоль парапета. Мы отправились пешком к причалам. Вега озирался по сторонам в поисках Адама, а Петр на ходу покупал бутылки с водой.

После рассказов яхта впечатления не произвела. Ни бог весть что… Я представляла ее себе как минимум в габаритах «Титаника». У того же причала стояли более шикарные модели. Яхта Петра была похожа на неубранную квартиру. Баллоны от акваланга валялись на сидениях, спальные мешки сохли, свисая с бортов. Над тазом сидел молодой человек, то ли в семейных трусах, то ли в шортах, каких еще не видывали в Союзе, мучил рыбу, соскребая с нее чешую охотничьим кинжалом. Его лица не было видно из-под сомбреро.

— Заходи, — сказал Вега. — Познакомься с Мишей.

Из-под сомбреро сверкнули два зеленых глаза и снова опустились в таз.

— Иди, — настаивал шеф, — сейчас все соберемся…

Два зеленых глаза снова появились из-под шляпы и снова скрылись под ней. Я зашла на борт и села рядом с молодым человеком, поскольку другие сидячие места занимал акваланг. «Неужели Мишкин? — подумала я. — А с виду ничего особенного. Парень как парень. По крайней мере, не супермен, даже какой-то заурядный, против всех ожиданий: темно-русые кудри, собранные в хвост на затылке, небритая чумазая рожа. Что-то среднее межу хиппи и студентом, нашедшим способ избавиться от военной кафедры. Вполне земной вид, если не брать в расчет ужасное сомбреро». Больше всего меня поразило, что этот тип ненамного старше меня. Я представляла себе дядю, лет за тридцать. Нечто особенное. Во всяком случае, другое…

Миша сосредоточенно скреб чешую. Чешуя имела мощный радиус разлета, и липла, к чему попало.

— Вы не подскажете, что это за страна? — спросила я.

— Сайпрус, — ответил молодой человек, напустив на себя важный вид.

— Может, ты и есть тот самый Миша, который выписал «Плейбой»? — продолжила наглеть я, словно рядом сидело не интеллектуальное достояние эпохи, а заурядный троечник.

— Может, — ответил он. — А ты не знаешь, что за новая сотрудница искала пупок на спине у Адама?

— Сколько лет мне будут припоминать?..

Миша в ответ хитро улыбнулся. Это событие стало моей визитной карточкой в конторе, несмываемым позорным клеймом биографии. Теперь каждый новый сотрудник, получая информацию обо мне, будет выслушивать историю про пупок, как типичный пример помутнения сознания на ранней стадии адаптации к необычной работе.

Тем временем Вега бегал по пристани, делал вид, что звонит Адаму. Адам прятался за ящиками, делал вид, что читает газету. Два француза сидели на пристани и делали вид, что они не французы. Петр расхаживал в поисках Олега Палыча, который должен был выехать только завтра. Все были заняты одним делом: наблюдали реакцию Миши на меня. Заподозрив это, я уже не сомневалась, что ведется съемка. Ржавый шуруп мне померещился на новенькой дверце трюма. Удивительно, но в этих обстоятельствах мы подружились и даже не заметили, что на соседней яхте, прямо напротив нас, стоит на штативе огромная камера и бессовестно фиксирует событие.

История появления в Секториуме Миши Галкина достойна отдельного романа. Ничего более драматичного мне слышать не приходилось. Читатель бы непременно рыдал над сюжетом, который, в свою очередь, достоин был бы занять место на одной полке с Шекспиром. Наверно, после моей банальной вербовки на двести рублей, любые коллизии судьбы видятся в ярких красках, но Мишина история стоит того, чтобы изложить ее подробно.

С раннего детства Миша удивлял окружающих своими математическими способностями. Примерно с того же времени его пас Вега. Наблюдал, изучал, но не вмешивался. Вега знал, что из одаренных детей частенько получаются заурядные взрослые, но Миша не разочаровывал наблюдателя. В шестилетнем возрасте он на спор решал задачки из учебников старших классов. В двенадцать лет ему уже нечего было делать в математической школе. Он являлся лишь на экзамены и контрольные. Тогда же он увлекся кибернетикой, стал посещать лекции в институте, заниматься по индивидуальной программе, а институтские профессора с удовольствием уделяли ему личное время. На Олимпиады Миша к тому времени ездить перестал, и в математических викторинах не участвовал. Все знали, что если Мишу не одолеет лень во время интеллектуального процесса, первое место ему обеспеченно. Квартира к тому времени была завалена кубками и завешена грамотами. Когда журналисты спросили Мишу, не желает ли тот стать вторым Энштейном, Миша оскорбился. Слово «второй» было неприемлемо по определению. Мишей гордились, Мишу берегли, на Мишу боялись дышать, но избалованное детство однажды должно было кончиться.

Честно сказать, я не верила легендам о его феноменальных способностях. Как можно перемножить в уме два пятизначных числа, да еще моментально, по одному только Мише известному алгоритму? Я умножила 5174 на 9238 (на большее не хватило строки калькулятора) и предложила Мише продемонстрировать это для меня. Не то, чтобы моментально, но в течение минуты он выдал результат: 47787412.

— А вот и нет! — сказала я, довольная собой. — Ошибочка в четвертой цифре. Не 8, а 9.

— Знаю, что девять, — согласился он. — Надо же было проверить, дурачишься ты или проверку мне заготовила?

По окончании школы Миша удивил общественность до крайнего предела, написав на два балла вступительное сочинение. К такому шоку не был готов даже институт. И, пока профессора бегали по министерству с нижайшей просьбой переэкзаменовки, в виде исключения, до абитуриента Галкина добрался военкомат. Идея откосить от учебы при помощи армии показалась одаренному оболтусу гениальной. Той же осенью он был призван, а спустя полтора года Вега нашел его в Пакистане. Какого черта Миша там делал, мне неясно, да и расспросить неудобно. У нас табу на разговоры с Мишей об Афганской войне. Ясно, что он туда попал, не смотря на то, что даже в армии его драгоценные мозги продолжали беречь. Как это случилось, никто не знает. Есть версия, что Ахмад Шах Масуд решил в одностороннем порядке выйти из международного договора о неприкосновенности личности рядового Галкина. Сам Миша, рассказывая о службе, вспоминал в основном о бизнес-контактах с местным населением. О том, как выменял «Шарп» на канистру с горючим, слитым, по всей видимости, с отечественной бронетехники. Из его рассказов складывалось впечатление, что это была вовсе не война, а увеселительный шоп-тур по рынкам ближнего зарубежья.