Сергей Снегов - Экспедиция в Иномир

- Дело в том, - начал Николай, - что вариалы не могут быть ничем иным, кроме живых существ. И живыми они тоже не являются. Ни в одну из категорий физических объектов они не вписываются.

- Но они все-таки существуют? - на всякий случай уточнил я. - Их беспорядочное метание напоминает мне броуновское движение молекул. Но не будешь же ты утверждать, что они привидения или плод, как ты говорил, необузданной оптической иллюзии?

Физической реальности вариалов Николай не отрицал. Но это было единственное, что он согласился за ними признать. Все остальное - загадка. Ответы вариалов на сигналы неадекватны, следствие не соответствует причине, противодействие не равно действию: в мире неодушевленных материальных предметов это немыслимо. Ни второй, ни третий законы механики Ньютона не действуют. Николай поочередно освещал незнакомцев вспышкой зеленого света - один уклонялся, другой бросался навстречу, третий сжимался, другие расширялись, погасали, разгорались и так далее. Ответы были явны, но неодинаковы. И при повторной вспышке каждый отвечал по-иному, чем в предыдущий раз, а в сумме все ответы составляли хаос. То же повторилось и при использовании слабых электрических разрядов, слабых магнитных полей, тепловых сигналов и прочего. Одинаковые причины вызывают неодинаковые ответы, неодинаковые причины, порождают одинаковые реакции.

- Это, конечно, можно рассматривать как доказательство, что вариалов к неодушевленным предметам не отнести, - сказал я. - Тут я с тобой и Артуром согласен. Бессмысленно вести себя способны только живые существа, в мертвой природе бессмысленность невозможна. Но ты говоришь, что и к живым их не причислить, ибо реакции их лишены целесообразности, типичной черты нормальных организмов, как ты выразился. Я продолжу твою мысль. Что, если они живые, но ненормальные? Неадекватность чужда неодушевленной и нормальной одушевленной природе, но типичное свойство безумия.

Николай хотел что-то сказать, однако его прервал Артур:

- Полинг, ты даже не подозреваешь, насколько прав!

- Как знать, может, и подозреваю! - холодно ответил я.

Меня, хорошо помню, начал раздражать апломб Артура. Мне казалось, что обычные истины можно высказывать и не так выспренне. Я тогда не представлял, какая гигантская работа мысли скрыто совершается в Артуре. Не так много времени оставалось до момента, когда я вынужден был признать, что и не догадывался, какие выводы можно сделать из моего случайного замечания, что действия вариалов напоминают поведение безумных.

- Примем, что вариалы - существа, а не физические явления, - продолжал я, - и что язык у них основан на изменении формы и размеров тел. У нас есть передатчик кинетической речи? Пусти его на широкий поиск с переводом действий на язык одушевленных оценок типа "колесо жалобно скулит", "волна угрожающе рычит". В безумии есть своя система. Посмотрим, имеется ли она в поведении милых дзета-незнакомцев.

Николай выдвинул из большого дешифратора яркий шар на тонкой ножке - стандартный передатчик кинетической речи, на Земле он помогает разговаривать с пчелами, на дальних планетах им тоже с успехом пользуются. Шар засиял, увеличивался, уменьшался, проворно качался на ножке-стебельке. Вначале я не заметил, чтобы его появление произвело смятение в стане дзета-жителей, они вели себя вокруг него так же, как и вокруг нас, - приближались, отскакивали, всячески вертелись, всячески меняли свой вид. Потом понял, что передатчик их все же интересует больше, чем мы: разноцветное облако вокруг него стало гуще. И непроизвольные вариации форм тела тоже приобрели какую-то упорядоченность, мы с Жаком не могли точно указать, в чем она, но чувствовали ее. Жак уже был уверен, что дешифратор нашел ее, однако Николай раздраженно махнул рукой:

- Белиберда, Жак! Ни в одном уголке космоса не встречал такой чудовищной расшифровки! Полинг, посмотри, что за чушь выдают нам эти создания.

Передатчик задавал вариалам вопрос: "Кто вы такие?" - так мы условились между собой толковать его сигналы. И как установили впоследствии, когда усвоили их язык, они примерно так же истолковали его. А ответы в стандартных человеческих фразах составляли набор беспорядочных шумов, а не адекватных реакций, хотя каждый сам по себе и содержал какой-то смысл. Даже теперь можно впасть в отчаяние, обозревая густой букет нелепостей, объявленный дешифратором: "Танцевать! Хорошо, когда холодно. Откуда вы? Падать вверх, падать вверх. Очень ярко, очень ярко. Танцуем вверх. Вы - непохожие. Синяя ванна. Чрево, чрево. Танцуем. Вы из купола? Падать вверх. Уходим. Приходим. Вы из купола, да. Быстро вверх. Ух, ух, танцуем. Падаем, падаем. Из какого выхода. Купол, выход".

И среди этого кое-как расшифрованного вздора показались зачатки абстрактных понятий, перед которыми спасовал и наш всемогущий дешифратор и смысл которых стал ясен лишь впоследствии, когда уже не было причин удивляться.

"Часть больше целого. Один да один - один. Один минус один - один. Когда светло - темно. Синяя ванна - жизнь. В чрево, в синюю ванну".

Я припомнил только незначительную часть ответов и невольно расположил их в какой-то осмысленной последовательности, а тогда и мне и Николаю бросался в глаза вздор, а не смысл. И если бы не наблюдательность Жака, недаром выбравшего себе функцию зеваки, и не проницательность Артура, возможно, контакт с вариалами так бы и не состоялся. Жак тронул меня за руку, когда я обозревал ленту расшифровки.

- Казимеж, нас куда-то зовут. Возможно, это хаотическое движение, но его можно растолковать и как приглашение.

Я оторвался от дешифратора. Вариалы все гуще метались вокруг нас. Теперь можно было оценить зоркость Николая, сравнившего их с мыльными пузырями. Они отличались от мыльных пузырей, правда, тем, что пузыри гораздо стабильней по форме и величине, зато вариалы не лопались в своих чудовищных трансформациях. И при известном воображении можно было счесть за приглашение прогуляться то, что разноцветное их облако стало вытягиваться в сторону города. Ни один не улетал, но беспорядочная еще недавно стая все определенней приобретала форму струи, текущей от нас внутрь.

- Я согласен с Жаком, - сказал Артур. - У меня появились мысли, подтверждающие его наблюдения, но я их выскажу потом.

Он объявил это так, словно уже делился какими-то невероятными открытиями, и нам оставалось лишь поражаться их глубине. Гораздо больше, чем невысказанные мысли Артура, меня убедило поведение Иа. До какого-то момента он беспорядочно вертелся вокруг меня, я был только центром его метаний, но сами они определенного направления в какую-либо сторону не имели. А теперь он отлетал от меня чаще всего к городу. Можно было истолковать его отлеты и прилеты и как приглашение идти за ним.