Ларри Нивен - Мир вне времени

Он задал вездесущему компьютеру вопрос:

— А что будет, если мы нырнем слишком глубоко? Мы никогда не умрем и будем вечно висеть над сферой Шварцшильда?

— Так будет казаться внешнему наблюдателю, но не нам. Ты хочешь изменить приказ?

Через несколько минут Корбелл устроился в кресле в центре рубки и допил бульон.

— Полный обзор.

«Дон Жуан» летел над морем перемешанных звезд. В ядре нормальной Галактики они бы просто теснились, а здесь сила вращения гигантской черной дыры создавала смертельную тесноту. Гибнущие звезды пылали с безумной яркостью, как факелы среди свечей. Наверное, в центре ядра звезда легко может столкнуться со звездой, а ударная волна после этого разорвет еще несколько светил. Центр ядра был прямо по курсу и светился непереносимо ярко. Черной точки в центре не было видно, да Корбелл этого и не ожидал.

— Каково расстояние до центра в нормальном пространстве?

— Расстояние покоя? Три целых шесть десятых светового года.

— Проблем не предвидится?

— Я буду держаться над плоскостью диска, пока мы не минуем активный участок прямо по курсу. Расстояние от него до сингулярности — два-три световых года.

Корбелл взглянул на пламя двигателей и увидел только тусклый белый жгут. Наверное, над диском слишком мало межзвездного вещества.

— А если придется спуститься туда?

— Ты ничего не почувствуешь. Здесь звезды теряют форму и становятся плотными потоками плазмы с отдельными узелками нейтрония. От них-то и исходит свет. За ними вещество сплющено, а трение при спиральных завихрениях создает не так много излучения.

— А как насчет самой черной дыры?

— Я ее все еще не вижу. По моим оценкам, длина ее окружности миллиард километров, а масса равна ста миллионам Солнц. Эргосфера дыры велика, и пролететь в ней будет нетрудно.

— Ты назвал длину окружности...

— Тебе нужен был радиус? Радиус черной дыры может быть бесконечным.

Оценить размер диска сплющенных звезд было просто невозможно. Корабль словно летел над другой Вселенной. Черная дыра с такой длиной окружности должна была вмещать орбиту Юпитера, но казалась при этом бесконечно маленькой.

Краем глаза Корбелл увидел яркий свет, повернулся — и перед ним появилась сверхновая, обжигающе-белая на красном фоне. Пилот пропустил момент ее образования, когда ударная волна разорвала оболочку светила. И тут Джером спросил то, о чем не спрашивал никогда:

— Пирсса, о чем ты думаешь?

— Я не знаю, что тебе ответить. Наверное, ничего. Я принял решение, оно математически правильно. Выбор передо мной не стоит.

— А как ты найдешь Землю?

— Я знаю, где будет Солнце через три миллиона лет.

— Три?!. Я думал, через семьдесят тысяч.

— Мы собираемся нырнуть в очень сильное гравитационное поле. Наше время будет сжато. Черная дыра достаточно велика для того, чтобы нас не разорвало и не расплющило, но до того, как я смогу запустить двигатель, мы потеряем примерно три миллиона лет. Что еще я могу сделать? У нас хорошие шансы найти Солнце. Впрочем, к моменту нашего возвращения Государство может растянуться на миллионы кубических световых лет.

— Хорошие шансы? Странно слышать это от тебя, Пирсса. — Однако смеяться Корбеллу не хотелось. За семьдесят тысяч лет до новой эры по Земле ходили неандертальцы и кроманьонцы. Три миллиона лет назад высшей формой жизни была всеядная обезьяна с дубинкой. Кто же будет населять Землю через три миллиона лет?

Теперь Корбелл проводил много времени в рубке, смотря, как под кораблем проносится сплющенный диск. Он предпочитал смотреть на Вселенную, искаженную скоростью движения «Дон Жуана». Корабль уже потерял большую часть своей огромной релятивистской массы. После первого пробуждения Джерома из анабиоза он двигался еще быстрее, но и сейчас летел с околосветовой скоростью, ускоряясь под действием точечного источника гравитации с массой, в сто миллионов раз превышающей солнечную. Диск сплющенных звезд был окрашен во все цвета радуги, а особенно активный участок, который им предстояло миновать, выглядел как кольцо фиолетово-белого пламени. Звезды было трудно отличить одну от другой, пока какая-нибудь из них не взрывалась. Море пламени за кормой «Дон Жуана» светилось глубоким тускло-красным и казалось застывшим, только иногда желто-белым светом вспыхивала сверхновая.

И вот приблизилось огненное кольцо, в котором жар, заключенный в потоках звездной материи, стал сильнее, чем компрессионное воздействие черной дыры. Свет ослеплял, и вскоре Корбелл сдался.

— Уменьшить мощность света, — приказал он, закрывая глаза ладонью.

— Я уменьшил силу света до десяти процентов. Скажи, когда ввести коррекцию.

— А этот свет не сожжет твои камеры?

— Полагаю, нет. Вспомни, ты должен был оказаться вплотную к Солнцу при торможении в конце задания. Я могу справиться и с большей мощностью светового излучения.

Активный участок выглядел, как сплющенный тороид с длиной окружности двадцать световых лет и толщиной четверть светового года. Четыре с половиной кубических световых года зелено-бело-синего света приближались, как горы ада... и «Дон Жуан» быстро миновал их, включив двигатель на полную мощность. Тяга почти сразу уменьшилась, и Корбелл подался вперед в кресле, глядя, как огненное кольцо тускло-красной стеной остается позади. Внутренняя часть диска уплотнения оказалась тонкой, очень сильно сдавленной. Джером во все глаза смотрел в центр, где должна быть черная дыра, но видел только звездное вещество, источающее яростный бело-фиолетовый свет. Все происходило очень быстро. Остались минуты, а может быть, секунды. Пирсса заставлял позиционные двигатели выбрасывать плазму под странными углами. Во внутреннем диске невозможно было различить отдельные звезды, корабль летел над однородной сияющей массой.

— Это нейтроний, — объяснил Пирсса. — Здесь даже есть кристаллическая структура, но она постоянно разрушается. А вспышки рентгеновского излучения похожи на пузырьки на поверхности жидкости.

— Жаль, что я не могу смотреть твоими глазами.

— Возьми телепатический шлем...

Огненное кольцо позади потускнело и пропало. Внутренняя часть диска стала ярко-синей, осталась позади, и в последнюю секунду Корбелл увидел черную дыру. Корабельный двигатель взревел, ускорение вдавило пилота в кресло. Перед лицом вспыхнул свет и распался: прямо по курсу — яркий фиолетовый, вокруг него — тусклый красный. Все остальное окутала тьма.

— Мы должны кое-что обсудить, — произнес Пирсса как ни в чем не бывало.