Айзек Азимов - Космические течения
И потому он вышел на улицу, вышел бестрепетно, хотя патрульные уже искали человека в форме патрульного, хотя их воздушные машины были еще на виду.
Теренс знал, куда он идет. Из многочисленных космопортов Флорины только один предназначен для обычных путешественников, саркитов победнее, флоринианских служащих и немногих чужеземцев, которым удалось получить разрешение посетить Флорину.
Контролер у ворот порта следил за приближающимся Теренсом со всеми признаками горячего интереса. Неизвестность вокруг него стала нестерпимой.
— Приветствую вас, сударь, — сказал он. В голосе у него звучала робкая жалость. — Большое волнение в Городе, не так ли?
Теренс не клюнул на приманку. Он низко опустил дугообразное забрало шляпы и застегнул верхнюю пуговицу мундира.
— Приходили ли здесь двое, мужчина и женщина, направляющиеся на Вотекс? — спросил он резко и властно.
Контролер поразился. С минуту он прочищал горло, потом ответил гораздо смиреннее:
— Да, офицер. С полчаса назад. Может быть, еще меньше. — Он вдруг покраснел. — Связаны они как-нибудь с?.. Офицер, билеты у них были в порядке. Я бы не пропустил чужих без надлежащего разрешения.
Теренс не обратил на это внимания. Надлежащее разрешение! Пекарь раздобыл его за ночь. О Галактика, подумал он, как глубоко проник транторианский шпионаж в саркитскую администрацию!
— Как они назвали себя?
— Гарет и Ханса Барн.
— Отлетел ли их корабль? Быстро!
— Н-нет, сударь.
— Какая платформа?
— Семнадцатая.
У главного шлюза корабля стоял межпланетник в офицерской форме. Теренс слегка задохнулся. Он спросил:
— Вошли ли в корабль Гарет и Ханса Барн?
— Нет, не входили, — флегматично ответил межпланетник. Для него, саркита, патрульный был просто человек в мундире.
— Так они не вошли? — теряя терпение, спросил Теренс.
— Я уже сказал. И ждать мы их не будем. Мы отправляемся по расписанию, с ними или без них.
Теренс снова пошел к контролеру.
— Улетели они?
— Улетели? Кто, сударь?
— Барны. Те, что с Вотекса. Они не сели на корабль. Так что же, они ушли обратно?
— Никто не выходил, сударь.
— Отлетал ли какой-нибудь корабль с тех пор, как они вошли?
Контролер посмотрел в расписание.
— Один, — сказал он. — Лайнер «Отважный». — И, желая задобрить гневного патрульного добровольной информацией, добавил: — «Отважный» идет специальным рейсом на Сарк, чтобы вернуть с Флорины Высокородную Сэмию Файфскую.
Теренс медленно отошел. Устрани невозможное, и остальное, даже самое невероятное, будет правдой. Рик и Валона вошли в космопорт. Они не были схвачены, иначе сторож наверняка знал бы об этом. Они не взошли на корабль, куда действительны их билеты. Они не ушли из порта. Единственным кораблем, взлетевшим с тех пор, был «Отважный». Следовательно, Рик и Валона — на нем. Они либо пленники, либо беглецы.
Что по сути одно и то же. Если они беглецы, то скоро станут пленниками. Только флоринианской крестьянке и умалишенному неизвестно, что на современном космическом корабле спрятаться невозможно. Но самое поразительное: из всех космических кораблей они выбрали именно тот, на котором летит дочь самого Сквайра Файфского!
СКВАЙР
Сквайр Файф был самым важным лицом на Сарке, и потому он не любил стоять. Торс у него был массивный, а голова, несомненно, величавая, но торс был посажен на коротенькие ножки, поэтому он ходит неуклюже переваливаясь.
Вот почему Великий Сквайр всегда сидел за столом, и никто не видел его в другом положении, кроме дочери, личных слуг и жены, когда она была еще жива.
Сквайр позировал и знал это. Он изгнал всякое выражение с лица, а его руки, широкие, сильные, с короткими пальцами, слегка держались за край стола, гладкая, полированная поверхность которого была совершенно голой. Не было ни бумаг, ни слуховой трубки, ни украшений.
Он говорил своему бледному, белому как рыба секретарю тем особым, безжизненным тоном, которым обращался только к механическим слугам и флоринианским служителям:
— Полагаю, все это принято?
Секретарь отвечал столь же безжизненным тоном:
— Сквайр Бортский заявил, что обязательства по прежним деловым свиданиям помешают ему явиться раньше чем в три.
— А вы сказали ему?
— Я сказал, что задержки нежелательны.
— Результат?
— Он будет здесь, господин. Остальные согласились без оговорок.
Файф улыбнулся. Великие Сквайры слишком чувствительны к своей независимости.
Теперь он ждал. Комната была большая, места для всех приготовлены. Большой хронометр, чья крошечная животворная искорка радиоактивности ни разу не задерживалась и не угасала за тысячу лет, бесстрастно показывал время.
А повидал он за тысячелетие немало. Когда он отсчитывал первые минуты, Сарк был новой планетой с возведенными вручную городами, с сомнительными связями среди прочих, более старых планет. В те времена хронометр висел на стене в старом кирпичном здании, самые кирпичи которого с тех пор превратились в прах. Он одинаково ровно отмечал три кратковременные саркитские «империи», когда недисциплинированным солдатам Сарка удавалось более или менее длительно править полудюжиной соседних миров. Его радиоактивные атомы распадались в строго статистической последовательности в те два периода, когда политику Сарку диктовали чужие звездные флоты.
Пятьсот лет назад он отметил спокойное время, когда Сарк обнаружил, что в почве ближайшей планеты, Флорины, скрыты неисчислимые сокровища. Затем две победоносные войны и торжественное провозглашение победного мира. Сарк отказался от своих империй, прочно проглотил Флорину и стал настолько могущественным, что даже Трантор не осмеливался указывать ему.
Трантору нужна была Флорина, как была она нужна и другим правительствам. Столетия превратили Флорину в лакомый кусок, к которому протягивались из космоса жадные руки. Но схватили ее руки Сарка, и Сарк скорее допустил бы Галактическую войну, чем выпустил свою добычу.
Трантор знал об этом! Трантор знал об этом!
Беззвучный ритм хронометра словно повторялся этим припевом в мозгу Сквайра.
Было 2:23.
Около года назад уже состоялась встреча пяти. Тогда, как и теперь, Сквайры, рассеянные по лицу всей Планеты, каждый на своем материке, встретились в трехмерной проекции.
Подлинная особа Сквайра Руне находилась у антиподов, на единственном материке, где в это время была ночь. Кубическое пространство, окружавшее его изображение в зале у Файфа, светилось холодным искусственным светом, тускневшим в более ярком дневном свете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});