Сергей Вольф - Где ты, Маленький Птиль

-- О, -- сказал Латор. -- Так нельзя. Тем более если я правильно догадываюсь. Земля не хотела бы воевать.

-- Да, не хотела бы.

-- Но... почему вы можете не вернуться... домой?

-- Мне кажется -- это Горгонерр. Из-за него.

-- Понятно. Хотя Карпий привез вас в гости.

-- Нет, нас он захватил. Скорее всего, мы просто пленники.

-- Но почему?

-- Я сам ломаю голову -- почему, а вернее, как избежать плена. Знаете, поговорим об этом после -- голова пухнет.

-- Вы не против увидеться со мной еще раз?!

-- Конечно! И с вами, и с вашей семьей, -- но как?

-- Если только вы зайдете ко мне тайком. Спросите, где живет Латор. Спрашивайте тихо и только у геллов.

-- Пора прощаться, -- папа вздохнул. -- Извините меня: должны появиться Пилли и Орик.

-- О, Орик, -- сказал Латор. -- Это достойный политор. Ну, я полетел! -- Он опять очень легко поднялся, и мы проводили его на лифте наверх. При всем моем знании способностей Латора, я с ужасом ждал, как он прыгнет с этой дикой высоты. Мы стояли высоко над землей на темном балконе, мы видели только силуэт Латора.

-- Долгой жизни! -- сказал он, садясь на край высоких перил, и чуть тише добавил: -- Передайте поклон Орику. -- И тут же скользнул в полутьму, но не вниз, а вперед и вверх, как бы скользнул в небо. Несколько мощных взмахов крыльев -- и его не стало.

Папа обнял меня за плечи.

-- Это сон, Митяй, да? -- сказал он.

-- Сон, -- сказал я. -- Это не сон, пап. Если бы это был сон.

13

-- Ей сорок лет, -- сказал я папе.

-- Кому? Пилли?! Этой... этой девушке -- сорок?

-- Да, они живут до двухсот, -- сказал я. -- Как боги.

Тут-то она и позвонила, причем сигнал шел сразу на три аппарата: на основной, домашний, и два маленьких коммуникатора, которые оставил нам Орик.

-- Говорит уль Дмитрий, -- важно сказал я.

-- Это Пилли. Митя! Удобно мне подняться к вам?

-- Пулей! -- сказал я. -- В темпе.

-- Что?

-- Как можно быстрее. Мы ждем вас.

Через минуту она была с нами. В другом уже платье, не цветастом в обтяжку, а более скромном, однотонном, с рукавами, как крылья у геллов. Боже, какая у нее была улыбка! Это еще нужно было себя уговаривать, что она -- физик.

-- Я поняла, почему должна подняться мигом, -- сказала она. -- Вы, конечно, голодны?

Папа пошел на провокацию:

-- Как бедные моро, Пилли.

-- Да, как бедные моро.

-- А почему они голодны?

-- Все зависит от того, хороша ли охота. А она несколько ограничена правительством. Простите. Ужин! -- Она исчезла и быстро вернулась. -- Не умирайте!

-- Ваши рукава, как крылья у геллов, -- сказал я.

Она внимательно посмотрела на меня, изучающе:

-- Вы были в городе? В подземном Тарнфиле? А?

-- Да нет, -- сказал папа. -- Просто мы сели в нашу машину и покатались над Тарнфилом. Ну и покалякали с геллами.

-- Я вам не верю, -- ехидно, но очень мило произнесла Пилли.

-- И правильно делаете, -- сказал папа.

-- Вот уж не думала, что земляне такие врунишки, -- сказала Пилли. -Как вам геллы? Или гелл? Или гелла?

-- Как? -- сказал папа. -- Это просто в голове не укладывается -- вот как. На Земле этого нет. Мы с такой же завистью смотрим на птиц на Земле, как вы, бескрылые политоры, -- на геллов. Теперь-то я понимаю, почему вы отказались от колесного транспорта, а все летаете, хоть и в метре от земли: глядите, мол, геллы, мы тоже не лыком шиты. Летаем!

-- Не ехидничайте, -- сказала Пилли.

-- Здесь, знаете ли, не до ехидства, -- сказал папа, глядя на Пилли, и она сразу же очень серьезно поглядела на него.

-- Да, вы правы, -- сказала она. -- Но их судьба вроде в надежных руках, и те, кому хотелось бы до этих рук дотянуться...

-- И ударить по ним... -- сказал папа, -- и освободить...

-- Вряд ли сумеют дотянуться, -- продолжила Пилли грустно, поняв, что каким-то образом мы уже успели узнать о наличии поля для геллов.

-- Вероятно, и планирование, как политорское увлечение, -- тоже вид неполноценности, желание не отстать от геллов.

-- Возможно, -- сказала Пилли. -- Хотя это приятно само по себе. У меня высший разряд -- я знаю, что говорю.

-- Геллы умны, -- сказал папа. -- Я уверен, не стань они геллами-изгоями, а политорами-геллами, они бы благородно "не ощущали" своего превосходства.

-- Ну да. А политоры еще больше страдали бы комплексами.

-- Похоже, -- сказал папа.

-- К вашему сведению, -- снова мило ехидничая, сказала Пилли, -- очень многие политоры с радостью смирились бы с этой разницей и даже...

-- Понимаю, -- сказал папа. -- Но на них есть Горгонерр.

-- Не мучайте меня, -- сказала Пилли, устало опуская ресницы. -- Это тяжелая тема. У полноценного разума отняли больше половины эмоций.

-- Вам нравятся моро? -- спросил папа.

-- Нравятся. И очень. Очень.

-- Кстати, земляне и моро ближе друг другу: наш предок -- обезьяна, а вы, Пилли, -- птица, хоть и не гелла.

-- Ах, вы об этом, -- Пилли улыбнулась. -- Да какое это имеет значение, если я -- птица и вы -- некая обезьяна легко общаемся с помощью этой вот штучки. Да и обезьян мы не видели, только слово слышали.

-- Но моро кажутся вам чем-то бесконечно от вас далеким, ведь речь идет о развитии, а не о происхождении.

-- Кое-кому плевать на развитие. Я одна из тех, кто может общаться с моро, не боясь их. Даже немного на их языке.

-- А как относятся к этому ваши родители? -- спросил папа.

-- Они погибли в космокатастрофе.

-- Простите, -- сказал папа.

-- Важнее, как может отнестись к этому Горгонерр, Друг моих покойных родителей, -- усмехнувшись, сказала она.

-- А что плохого, если вы общаетесь с моро? -- спросил папа.

-- Моро -- низшие, нецивилизованные. Если же они для меня разумные существа -- неизвестно, куда заведут меня мои наклонности. Может быть, в оппозицию?

-- Пилли! -- сказал я. -- Как бы ни сложилась наша с папой судьба, я бы очень хотел попробовать "планирование", побывать на море, в лесу, у племени морю.

-- Постараемся, дитя, -- сказала она.

-- Отлично! -- сказал я. -- И еще я дико хотел бы посмотреть политорскую карту звездного неба, на Земле я увлекался астрономией. -- Папа быстро взглянул на меня.

-- Смешной ты, -- сказала Пилли, -- у нас же здесь есть свой... планетарий, -- и добавила: -- Не лень вам обоим встать?

Настоящие мужчины -- мы сразу вскочили. Поманив рукой, Пилли повела нас на третий этаж дома, оттуда мы взлетели на лифте наверх. Пилли нажала кнопку, загорелся неяркий светильник, и она показала нам лестницу, которая по внешней стороне шахты лифта вела еще выше, и, пока мы поднимались по ней, Пилли сказала, что острие купола -- не идеальная игла, но со срезом, и три последних метра иглы имеют поворотное устройство не по оси, но в разные стороны, шарнирное. Мы ступили на площадку -- крышу шахты лифта, -- и сразу же все стало ясно. Над нами, близко, была линза: мы стояли под телескопом.