Роберт Шекли - Обмен разумов (сборник)

– Извини, если я тебя чем обидел, – сказал Марвин.

– Ничего, ничего.

– Право же, я раскаиваюсь. Буду очень обязан, если ты нам переведешь.

– Ладно, – сказало яйцо ганзера по-прежнему хмуро. – Он говорит, что не понимает тебя.

– Не понимает? Но я ведь достаточно ясно выражаюсь.

– Не для него, – сказало яйцо ганзера. – Чтобы до него дошло, надо изложить все стихами.

– Я? Никогда в жизни! – воскликнул Марвин с инстинктивной дрожью отвращения, которое испытывают все разумные земляне мужского пола при мысли о стихах. – Я просто не умею! Отис, может быть, ты...

– Нет уж! – в панике отозвался Отис.

Молчание сгущается. ТеперьПусть муж честной уста свои разверзнет.Мне оборот событий не по нраву.

– Он начинает злиться, – прокомментировало яйцо ганзера. – Попробуй, попытка не пытка.

– Может, ты ответишь вместо нас, – предложил Отис.

– Я вам не шестерка, – возмутилось яйцо ганзера. – Хотите говорить – говорите сами за себя.

– Единственное, что я помню еще со школьной скамьи, – это «Рубаи» Омара Хайяма, – признался Марвин.

– Ну и валяй, – подбодрило его яйцо ганзера.

Марвин подумал-подумал, нервно дернулся и произнес:

Откуда мы грядем? Куда свой путь вершим?На расу раса ополчилась без причин...Пришли мы получить совет, поддержку, помощь.Не обращай надежды нашей в дым.

– Размер ломается, – шепнуло яйцо ганзера. – Но для первой попытки недурно.

Отис захихикал, и Марвин стукнул его хвостом.

Отшельник отвечал:

Изложено отменно, чужестранец!Сверх ожидания, найдешь ты помощь:Мужчины, невзирая на обличье,Всегда в беде друг друга выручают.

Уже с меньшей запинкой Марвин произнес:

Везде зеленый рай, куда ни кинешь взгляд.Заря роскошна, сумрачен закат.Найдет ли бедный пилигрим спасеньеТам, где у сильного бессильный виноват?

Отшельник сказал:

Зело способен; в тощие годаХудому языку навлечь недолгоБеду на голову злосчастного владельца.

Марвин сказал:

Коль ты мне друг, оставь словесную игру.И прочь отправь тотчас, иначе я умру.Мне дела нет, что скажут пустомели, —Бери меня и мной хоть затыкай дыру.

Отшельник сказал:

За мною, господа! Расправьте плечи!Мужайтесь!И пусть надежны будут стремена!

И так, мирно беседуя речитативом, они прошествовали к хижине Отшельника, где увидели прикрытый куском коры запрещенный разумопередатчик древней и диковинной конструкции. Тут Марвин понял, что даже в самом крайнем безумии есть система. Ибо Отшельник не пробыл на этой планете и года, а уже сколотил изрядное состояние, занимаясь контрабандной переброской беглецов на самые захудалые из рынков Галактики.

Неэтично, но, как выразился Отшельник:

Пусть вам приспособленье не по нраву —Зачем хулой уста вы осквернили?Свет истины не меркнет, если дажеЛучи его на вас не пролились.Мозгами пораскиньте: сколь разумноПренебрегать дурным вином в пустыне,Где губы запекаются от жажды?Зачем же избавителей своихВы судите сурово? Грех великий —Неблагодарность: кто укусит руку,Которая разжала смерти хватку?

Прошло не так уж много времени. Найти работу для Отиса Дагобера оказалось совсем нетрудно. Несмотря на все его уверения в противном, в молодом человеке обнаружилась слабая, но многообещающая садистская струнка. Поэтому Отшельник переселил его разум в тело ассистента зубного врача на Проденде-9.

Яйцо ганзера пожелало Марвину всяческих благ и укатилось домой, в лес.

– А теперь, – сказал Отшельник, – займемся тобой. Мне кажется, что если твою психологию проанализировать с предельной объективностью, то в тебе явственно прослеживается тенденция к жертвенности.

– Во мне? – поразился Марвин.

– Да, в тебе, – ответил Отшельник.

– К жертвенности?

– Именно к жертвенности.

– Не уверен, – заявил Марвин. На этой формулировке он остановился из вежливости; в действительности же он был вполне уверен, что Отшельник заблуждается.

– Зато я уверен, – сказал Отшельник. – И без ложной скромности могу сообщить, что опыт подыскания работ у меня побольше твоего.

– Да, наверное. Вы, я вижу, перестали говорить стихами.

– Конечно, – сказал Отшельник. – С какой стати мне продолжать?

– Потому что раньше вы говорили только стихами, – ответил Марвин.

– Но это же совсем другое дело, – сказал Отшельник. – Тогда я был на открытом воздухе. Приходилось защищаться. Теперь я у себя дома и, следовательно, в полной безопасности.

– Неужели на открытом воздухе стихи действительно защищают?

– А как по-твоему? Я на этой планете второй год живу, и второй год на меня охотятся две кровожадные расы, которые убили бы меня на месте, если б только поймали. А я, как видишь, цел и невредим.

– Что ж, это очень хорошо. Но я не совсем понимаю, какое отношение имеет ваша речь к вашей личной безопасности.

– Черт меня побери, если я сам это понимаю, – сказал Отшельник. – Вообще-то я считаю себя рационалистом, но вынужден признать, хоть и с неохотой, что стихи действуют безотказно. Они помогают; что еще можно добавить?

– А вам не приходило в голову произвести опыт? – спросил Марвин. – Я имею в виду, не пробовали вы разговаривать на открытом воздухе прозой? Возможно, что стихи вовсе не обязательны.

– Возможно, – ответил Отшельник. – А если бы ты попробовал прогуляться по океанскому дну, то, возможно, оказалось бы, что и воздух вовсе не обязателен.

– Это не совсем одно и то же, – возразил Марвин.

– Это абсолютно одно и то же, – сказал Отшельник. – Но мы говорили о тебе и твоей склонности приносить себя в жертву. Повторяю, эта склонность открывает перед тобой путь к чрезвычайно увлекательной работе.

– Не интересуюсь, – уперся Марвин. – А еще что у вас есть?

– Больше ничего! – отрезал Отшельник.

По странному стечению обстоятельств в этот миг снаружи, из кустов, донесся невероятный треск и грохот, и Марвин заключил, что за ним гонятся либо мельдяне, либо ганзеры, либо те и другие.

– Работу я принимаю, – сказал Марвин. – Однако вы ошибаетесь.

За Марвином осталось последнее слово, но зато за Отшельником осталось последнее дело. Ибо, наладив свое оборудование и отрегулировав приборы, он замкнул выключатель и отправил Марвина навстречу новой карьере, на планету Цельсий-5.

Глава 14

На Цельсии-5 высшее проявление культуры – дарить и принимать подарки. Отказаться от подарка немыслимо; такой поступок вызывает в любом цельсианине эмоцию, сравнимую разве что с земной боязнью кровосмешения. Как правило, дарение не беда. Большей частью дары «белые» и выражают всевозможные оттенки любви, благодарности, нежности и так далее. Но бывают еще «серые» дары предупреждения и «черные» дары смерти.