Джин Дюпро - Город Эмбер: Побег
Лина взяла горшочек.
— Спасибо, — сказала она.
Она хотела на прощание обнять Клэри, но побоялась смутить ее. Вместо этого она только коротко кивнула и пустилась бежать обратно в город.
ГЛАВА 5
Улицы во мраке
Рассудок бабушки мутился с каждым днем. Придя домой после работы, Лина могла обнаружить, что старуха вывернула на пол все содержимое огромного буфета, стоявшего на кухне, и роется в грудах банок, жестянок и крышек. Или скинула с постели одеяла и белье и пытается перевернуть матрас своими слабыми руками.
— Это была очень важная вещь, — приговаривала она при этом. — Важная вещь потерялась.
— Но ты ведь даже не знаешь, что это такое, — выходила из себя Лина. — Как ты узнаешь это, даже если его найдешь?
Но бабушка не считала нужным задуматься над этим вопросом. Она просто отмахивалась от внучки и повторяла:
— Ничего страшного, ничего страшного, ничего страшного!
А потом снова принималась за поиски.
В последнее время миссис Эвелин Мердо больше времени проводила с бабушкой, чем у себя дома. Бабушке она говорила, что просто приходит к ней составить компанию.
— Да не хочу я, чтобы она «составляла мне компанию*, -жаловалась старушка, но Лина говорила:
— Может быть, ей очень одиноко, бабушка. Пусть уж приходит, ладно?
Самой-то Лине очень нравилось, что миссис Мердо все время рядом: как будто у тебя снова есть мама. Конечно, характером энергичная соседка ничуть не была похожа на Линину маму — мечтательную, задумчивую женщину, все время витавшую мыслями где-то далеко-далеко. Зато напоминала ее своей заботливостью: настаивала, чтобы утром все члены семьи плотно позавтракали — обычно на завтрак была картошка с грибной подливкой и свекольный чай, — аккуратно выкладывала на каждой тарелке витаминные таблетки и следила, чтобы все их проглотили.
Когда миссис Мердо оставалась с бабушкой, обувь, всегда разбросанная по квартире, чинно стояла в шкафу, на мебели не было ни пылинки, а Поппи щеголяла в чистом платьице. Лина чувствовала себя совершенно спокойно, зная, что дом оставлен на миссис Мердо. Уж она-то знала, как вести хозяйство.
Каждый четверг у Лины — как и у всех сотрудников в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет — был дополнительный выходной. В один из таких четвергов она стояла в очереди на рынке на Гарн-сквер, рассчитывая купить пакет репы, чтобы потушить к ужину. Два человека позади нее беседовали вполголоса.
— Да мне просто нужно было немного краски, — говорил один, — чтобы покрасить входную дверь. Ее сто лет не красили, вся серая, облезлая, страшная. Я слышал, что в том магазине на Найт-стрит вроде есть краска. Я-то хотел голубую.
— Голубая — это красиво, — согласился собеседник.
— Ну, прихожу туда, — продолжал первый, — а продавец говорит: нет у нас краски, и никогда, говорит, не было. Сварливый такой, неприятный. Все, что у меня есть, говорит, — это несколько цветных карандашей.
Цветные карандаши! Лина уже много лет не видела в магазинах цветных карандашей. Когда-то у нее было целых четыре: два красных, синий и коричневый. Она рисовала ими, пока карандаши не превратились в огрызки, такие короткие, что в руке не удержать. А сейчас у нее был только один простой карандаш, да и тот с угрожающей скоростью укорачивался с каждым днем.
Лина ужасно хотела нарисовать свой воображаемый город цветными карандашами. Она чувствовала, что этот город должен быть очень ярким, красочным, хотя и не знала пока, какими цветами следует передать эту яркость. Но всегда оказывалось, что деньги нужны на что-нибудь более важное. Например, единственная бабушкина кофта была вся в дырах и, казалось, вот-вот расползется.
Но бабушка так редко выходит на улицу, уговаривала себя Лина. Она либо дома, либо в лавке. Так что новая кофта ей не очень нужна, правда же? А может быть, денег хватит и на кофту, и на пару карандашей?
Вечером она взяла с собой Поппи и отправилась на Найт-стрит. Поппи уже очень хорошо умела ездить на спине у старшей сестры: обхватив ножками Лину вокруг талии, она цепко держалась за ее шею своими маленькими сильными пальчиками.
На Бадлоу-стрит им пришлось протискиваться сквозь длинную очередь в прачечную.
Вся улица была завалена узлами грязной одежды, прачки длинными шестами ворочали белье в стиральных машинах. Когда-то барабаны стиральных машин вращало электричество, но в городе давно уже не осталось ни одной исправной машины.
Лина свернула на Хафтер-стрит. Четыре фонаря по-прежнему не работали, и группа ремонтных рабочих в полумраке чинила провалившуюся крышу одного из домов. С лесов ее окликнула Орли Гордон, и Лина помахала подружке рукой. Они пробрались мимо женщины, раскинувшей на земле клубки веревки и ниток на продажу, обогнали человека, толкавшего тяжелую тачку с морковью и свеклой в бакалейную лавку. На углу горстка маленьких детей играла с лоскутным мячом, набитым тряпьем. На улицах было полно народу. Лина шла быстро, прокладывая себе путь в толпе, а Поппи в полном восторге лепетала у нее за спиной.
Но зрелище, открывшееся Лине, когда она вышла на Оттервилл-стрит, заставило ее резко замедлить шаг. На ступенях ратуши стоял человек. Он что-то кричал, и вокруг уже собралась толпа. Лина подошла поближе, и, когда она увидела, кто это, сердце ее замерло: на ступенях стоял Сэдж Мэррол. Выпучив глаза, он беспорядочно молотил руками по воздуху и высоким, срывающимся голосом кричал:
— Я ходил в Неведомые области. Там нет ничего! Ни-че-го! Совсем ничего! Думаете, кто-нибудь придет оттуда и спасет нас? Ха! Там только тьма, а во тьме — чудовища, без донные черные дыры и крысы размером с дом. Там только камни, острые как ножи! Тьма лишит вас дыхания! Нет там для нас ни какой надежды! Ни-ка-кой!
Он вдруг замолчал и рухнул на колени. Зеваки переглядывались и качали головами.
— Свихнулся! — услышала Лина голоса в толпе.
— Да, совсем обезумел!
Внезапно Сэдж вскочил на ноги и вновь начал истерически кричать. Зрители попятились, кое-кто поспешил прочь. Но несколько человек, напротив, стали осторожно подходить к Сэджу, что-то приговаривая и успокаивая его. Потом, бережно поддерживая под руки, его повели вниз по ступеням, а он продолжал громко кричать.
— Кто дядя? — спросила Поппи своим звон ким писклявым голоском.
Лина отвернулась от жалкого зрелища.
— Пойдем, Поппи. Дядя бедненький, ему плохо. Давай не будем на него глазеть.
Они пошли дальше в сторону Найт-стрит, миновали Грингейт-сквер. Человек со свалявшимися, как войлок, волосами сидел на земле скрестив ноги и играл на флейте, сделанной из водопроводной трубы. Пятеро или шестеро Верных стояли вокруг флейтиста, хлопали в ладоши и пели:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});