Джордж Мартин - Неистовые джокеры

Марки, которые он собрал, встречались настолько редко, чтобы оставаться, если угодно, редкими, и настолько часто, чтобы их появление на рынке не вызвало переполоха. Быстрая проверка выборочных экземпляров по каталогам предыдущих лет показала также, что они были еще и настолько редкими, чтобы с каждым годом увеличиваться в цене. Разумеется, коллекционер-одиночка может не наскрести столько наличных, чтобы выкупить всю коллекцию сразу, но в любом большом городе ему охотно составят компанию те, кто разделяет его увлечение.

К сожалению, думала Дженнифер, лениво проглядывая один ряд марок за другим, она лишена этой возможности. Придется сбывать с рук всю коллекцию сразу, и хорошо еще, если скупщик даст десятую долю их истинной стоимости. И все же десять процентов — две тысячи долларов — неплохой улов за пару часов работы.

Ей предстояло внести довольно значительный платеж за квартиру, которую недавно превратили в кондоминиум, и потом предполагалось еще несколько менее крупных трат. Она вытащила из сумочки небольшую черную книжку и пробежала глазами список ее излюбленных благотворительных организаций — преимущественно мелких и из рук вон плохо финансируемых центров для жен, переживших насилие со стороны своих мужей, беспризорных детей и бездомных животных. В наше время, когда правительство урезает расходы на все что только можно, частным лицам приходится самостоятельно поддерживать благие начинания, а в этом мире благих начинаний не так и мало.

Из длинной трещины, по диагонали пересекающей бетонную стену туннеля, сочилась влага. Над ее головой нависала, казалось, вся тяжесть Манхэттена, и Рулетка в сотый раз бесцельно задумалась, выдержат ли ее мышиные норы этих туннелей и крошечных клетушек. Быть может, ее шаги окажутся последней каплей, которая обрушит осыпающуюся стену этого склепа. От страха в животе у нее похолодело, и она поспешила вперед, не обращая внимания на мокрые ноги — влага затекала в открытые босоножки.

У нее в голове не укладывалось, что после майского разгрома, когда все тузы Нью-Йорка взяли Клойстерс штурмом, убили множество масонов и разрушили машину Шакти, Астроном преспокойно вернулся на насиженное место, и никто ничего даже не заметил. Да, их осталась всего лишь горстка: Кафка, сам Магистр, Роман, Ким Той, Грешэм, Бес, Инсулин и она — спасшаяся лишь потому, что в тот день решила отправиться на концерт. Возможно, до некоторой степени это объяснялось угрозой нападения Роя, которая исчезла только совсем недавно.

Туннель вывел ее в небольшое помещение. Рулетка вошла и немедленно поскользнулась на скользкой лужице темной крови. Астроном снова проводил энергетический ритуал — стены тоже были вымазаны кровью. Яркое красное пятнышко там, несколько ручейков, растекающихся по запотевшей серой штукатурке здесь — ни дать ни взять шедевр современного искусства, созданный в припадке буйного помешательства. В дальнем углу, словно вязанка дров, лежали отрубленные руки и ноги, а поверх них — голова с широко открытыми глазами. При жизни убитая была очень хорошенькой; длинные темные волосы окутывали окровавленный обрубок шеи, хрустальные сережки вспыхивали в резком свете голой лампочки, свисавшей на проводе с потолка.

«Натюрморт для безумца», — подумала Рулетка, и горло у нее перехватило от подступившего отвращения.

Рядом с Астрономом скрючился Кафка, изображающий вешалку — фантасмагорическое зрелище. С его тощих хитиновых ручек свисало несколько пушистых полотенец с аппликациями в виде плюшевых мишек. Его щитки лязгали друг о друга, от страха или от холода.

Наконец женщина заставила себя взглянуть на хозяина, который закончил брезгливо вытирать руки о полотенце и бросил его себе под ноги. Его глаза за толстыми линзами очков плавали, как две чудовищные луны, но вид у него был бодрый и он буквально искрился энергией.

— Ну?

— Плакальщик мертв.

— Прекрасно, моя дорогая девочка. Просто прекрасно, — Он развернулся и пренебрежительно отпихнул в сторону свое инвалидное кресло. С унылым скрипом оно отъехало в угол. — Расскажи же мне, как все было. Все до последней восхитительной мелочи, до последней предсмертной гримасы…

— Там не было ровным счетом ничего восхитительного, — сказала Рулетка бесцветным голосом и отбросила заплетенные в косички волосы за спину, открыв синяк на щеке. — И я до сих пор не очень хорошо слышу правым ухом.

Астроном рассмеялся рокочущим басовитым смехом, и ее затрясло от ярости.

— Я могла погибнуть! Вы об этом не задумывались?

— Не то что бы очень.

Он не сводил с нее глаз, и она заерзала, страшась встретиться с ним взглядом.

— Могли бы хотя бы предупредить меня! — выкрикнула она, пытаясь отыскать место, куда можно было бы без опаски смотреть, но повсюду натыкалась лишь на его безумие.

— Я тебе не нянька. Мне казалось, у тебя достаточно мозгов, чтобы самостоятельно собрать нужные сведения.

— Я не наемная убийца. И не собираю сведения.

Даже Кафка издал шелестящий одышливый смешок, который прозвучал так, будто потерли друг о друга сухие мертвые руки. Астроном запрокинул голову, отчего жилы на тощей шее выступили, словно прутики, и проревел:

— Ах ты моя драгоценная! Таким образом ты пытаешься скрыться от своей собственной души? Глупышка. Тебе следует впустить в себя ненависть, лизать ее, глотать ее, купаться в ней. Я даю тебе уникальную возможность отомстить. Отплатить болью за твою утрату. А когда все будет кончено, я дарую тебе свободу, которой ты так жаждешь. Ты должна благодарить меня.

— Я превращаюсь в чудовище, — пробормотала Рулетка.

— Что я слышу? Это сомнение? Тогда задави его. Вина — самое разрушительное чувство. Оно ослабляет тебя. Видишь ли, сомнение может привести к предательству, а ты ведь знаешь, как я поступаю с теми, кто предает меня. Я отдаю тебе Тахиона, хотя желал бы убить его собственными руками, так что немедленно прекрати скулить — как близка ты была к гибели и какой я негодяй, что заставляю тебя убивать. И даже не помышляй о том, чтобы пойти на попятный. Мне некогда разбираться с добрым доктором самостоятельно — пришлось даже Черепаху препоручить Бесу с Инсулин, — поэтому я буду очень недоволен тобой, если мне придется снова добавить Тахиона в список моих дел на сегодня. Удовольствие не пойдет ни в какое сравнение с последствиями, можешь мне поверить.

— Не думаю, чтобы вами двигало великодушие. Мне кажется, вы просто его боитесь. Потому и поручаете его мне.

Эти слова вырвались у нее, и она сразу же поняла, что зря произнесла их вслух: Астроном налетел на нее, и его скрюченные пальцы сжали ее челюсть, словно тиски.