Юрий Иванович - Стать победителем

Во мне всколыхнулись укоры совести, потому что я заподозрил старца в обмане. Вряд ли остальные восемь монахов успели поужинать так рано, еще ведь даже темнеть не начало, но, видимо, нас смущать не хотели, а зная мой зверский аппетит, вообще стали разбредаться по лагерю, поделив между собой обязанности. Трое отправились к реке ловить рыбу, пара с луками поспешила к рощице рубить и собирать древесину для костров, остальные тоже без дела не оставались.

По логике вещей, на моем месте следовало вести себя скромнее, не налегать на еду и помнить, что у монахов самих может быть продовольствия впритык. Но как только я уселся за импровизированный стол, руки стали жить отдельной от разума жизнью и все, что из съестного находилось в их досягаемости, стали тянуть в рот. Даже если что-то эти беспардонные руки не доставали, тут же нагло вырывали из-под контроля разума тело и заставляли его наклоняться над столом в нужную сторону. То есть для адекватного участия в беседе мне следовало вначале как следует заморить моего взбешенного червячка, вернее – огромного питона, который уже давно поселился у меня во внутренностях. Понятное дело, что я успевал и к разговору прислушиваться и даже участвовать в нем, но вначале он велся в основном между патриархом и Леонидом.

– Как тебе наш подарок, Чарли? – поинтересовался старец, присматриваясь к лицу моего друга. – Научился пользоваться?

– Как видите! Жаль, у нас нормального зеркала нет, а маленькое все время занято. – (Это он к тому, что мне ведь надо было учиться отрабатывать мимику моего нового, выздоравливающего и растущего лица!) – Так что я даже не знаю, как и чем вас отблагодарить за такой подарок! – После чего он демонстративно глянул на меня, потом на стол и задумчиво наморщился. – Разве что больше не приводить Михаила к вам в гости.

– Ну что ты, что ты! – И взмах сухонькой ладошки в мою сторону: – Не слушай его, Миха! Угощайся чем тебе нравится.

Мне нравилось все, поэтому застывшие после невероятного усилия воли руки вновь замелькали со скоростью мельницы под ураганным ветром. А может, со стороны я смотрелся как ловкий пройдоха-наперсточник, только те прятали горошинку под одной из трех посудин, а я выгребал из посудин все до зеркального блеска. Даже ужимки и ерничество моего друга меня нисколько в дальнейшем не останавливали и не смущали.

Тот это понял, осторожными прикосновениями пальцев притронулся к маске на своем лице и пробормотал:

– Никогда бы не подумал, что такое возможно: я ее совершенно не чувствую.

– Вот и отлично. Теперь тебе даже после получения первого щита не придется ждать целый год до своего выздоровления.

И опять мэтр клоунады покосился на меня с опаской:

– Если я тоже стану таким прожорливым, то, наверное, обойдусь без всякого щита. Я ведь не умею так быстро и много жевать, обязательно подавлюсь.

Рот у меня оказался как раз наполнен плохо жующейся кониной, поэтому я только угрожающе промычал что-то и помахал указательным пальцем. Мол, куда ты денешься с этого пути на Голгофу!

Но монашеский патриарх, стараясь не смущать меня пронзающим взглядом и как бы беседуя только с моим помощником, сам озабоченно покачал головой:

– Вообще-то подобный аппетит – это нечто из ряда вон выходящее. Если мне не изменяет память, то ни единого подобного случая в истории не упоминается. Всегда и везде симптомы приживления и ассимиляции щита, как на теле разумного существа, так и в его желудке, сопровождается худобой, потерей аппетита, шелушением кожи, рыхлостью ногтей, выпадением волос и даже зубов…

Наверное, моя замершая на мгновение физиономия со стороны смотрелась весьма комично, потому что Леонид стал давиться смехом и перешел на шепот, который только и мог его удержать от заразительного, даже для него самого, хохота:

– Его зубам выпадать некогда, они все время заняты.

Даже патриарх на это как-то странно хрюкнул, то ли веселясь, то ли осуждая такое неэкономное использование жевательного органа. Дальше его речь звучала, словно рассуждения с самим собой:

– Но больше всего поражает эта невероятная скорость восстановления, обновления и выздоровления организма. Подобный рост должен был растянуться на все восемь лутеней[1], и два оставшихся лутеня – на постепенное избавление от худобы. Конечно, некоторые исцеления тоже проходили довольно быстро, свидетельств этому полно, да только в тех случаях речь шла про старые шрамы, больные почки или печень, поврежденные сухожилия или оставшуюся после ранения хромоту. В крайнем случае отращивание утерянного уха или отрезанного в детстве пальца. Но чтобы всего за месяц из маленького подростка, которого кречи приняли за ребенка, вымахал эдакий внушительный молодец… В голове не укладывается.

Продолжая интенсивно жевать, я в ответ лишь скорбно закивал. Мол, сам ничего не понимаю. Тогда как старец, посмотрев на меня сочувственно, словно на некое неизвестное этому миру животное, стал выпытывать у моего товарища подробности моего обретения первого щита.

– Вчера я был еще слаб, поэтому не поинтересовался деталями приобретения щита. Ты в курсе, как это происходило?

У нас на такой случай была оговорена единая версия событий, которую я собирался преподнести трехщитным во время своего обследования. Признаваться, что в меня насильно впихнули сразу три (!) первых щита только по той причине, чтобы они не достались зроакам, мне казалось почему-то делом постыдным и неприятным. Поэтому мы оставили при обсуждениях саму суть и закамуфлировали ее полуправдой и капелькой наших фантазий. Что и пересказал Леонид под моим одобряющим взглядом.

– Дело в том, что когда Михаил был еще этим… хм… ну, низенького роста и вознамерился стать обладателем лоскутка кожи крысы-пилап, у него при себе была просто огромная сумма денег. Вот слишком ушлые продавцы-охотники этим и воспользовались. У них как раз получилась некая нехватка времени, и они решили обманом всучить слабому и глупому… – Мои глаза расширились от справедливого негодования, и друг поправился: – По крайней мере, на вид глупому… недорослю сразу три первых щита, которые у них имелись. Ну и убедили неопытного виноградаря из царства Паймон проглотить все и сразу.

Наверное, стоило бы заснять глаза дедули, которые стали величиной с блюдца, но не стану же я доставать и пользоваться видеокамерой! Он, наверное, подумал, что я с детства такой всеядный и не ел только камни.

– И ты проглотил?! – прошептал он.

В тот момент рот оказался сравнительно пуст, и я, равнодушно пожав плечами, философски изрек:

– Долго болел. Очень хотелось стать большим.

Моя рука опять поднесла кусок твердого, но страшно вкусного сыра, и мой помощник продолжил витиевато излагать ход событий: