Евгения Барбуца - И целой вселенной мало!

Мне вообще кажется, что ребята забыли о том, что мы на задании. Расслабились, за периметром не следят, элементарные ошибки совершают.

— Отлично, — подходит к лежащему на полу телу Шин. — То что нужно.

И норм начинает обыскивать человека. Закончив, он показал нам карту-ключ.

Затащив тело в сумрак платформы, мы двинулись дальше.

Люди нам не встречались, и вскоре мы вовсе перестали скрываться. Убранство окружающей среды уже давно не напоминало офис, как на верхних этажах. Все чаще нам попадались лаборатории классического вида, с колбами, препаратами, специализированной техникой. Плохо освещенные коридоры, плавно перетекали в залы лабораторий. Мельком замечаю еле различимые надписи. Не лаборатории — цеха.

Складывалось такое ощущение, будто здесь вовсе людей нет. Тут даже освещение приглушенное, сгущающее сумерки по углам. В цехах и вовсе с этим делом скудно.

— Куда сначала? — остановился Шин-Рен на развилке. — За товаром, или посмотрим на то, что я обнаружил?

— Давай сначала посмотрим? — попросила я.

Любопытство страшная вещь. Вот и команда согласилась с моей просьбой.

И мы пошли на право.

Уже через четыре стандартные минуты я пожалела о своем выборе. О любопытстве тоже пожалела. Бросив быстрый взгляд на наемников, поняла, что те тоже прожили бы без подобных впечатлений.

Мы попали в цех полностью отличающийся от виденных наемниками ранее. Мертвенно бледный голубоватый свет заливал все пространство цеха. А вокруг стройными рядами стояли цилиндрические прозрачные капсулы с человеческими частями тел в розоватой жидкости. Органы, половина туловища и люди целиком — вот что находилось в капсулах. И каждая капсула словно светилась изнутри, показывая части тел во всей красе.

— Что это? — просипела Мэла, указывая пальцем в капсулу с зародышем внутри.

— Инкубатор, — ответила я.

— Откуда знаешь? — обернулся Лай.

Поймав его цепкий взгляд, я поняла, что зря открыла рот.

— А это? — дрожащим голосом спрашивает Шин.

— Икубатор, — повторила я для особо впечатлительных.

— Нет, это! — тыкает Шин пальцем в капсулу с беременной женщиной с разведенными руками и ногам.

— Я же сказала, инкубатор, — толика раздражения вырывается наружу. — Это ферма по производству големов.

— Чего? — переспросил Змей.

— Големы, — взял слово Лай. — Искусственно созданные существа. Нежизнеспособны.

— А те женщины? — голос Мэл дронул.

— А те женщины ходячие производительницы, — хмыкнула я. — Скорее всего, согласились на эксперимент ради денег. Попали на ферму, после чего у них была изъята яйцеклетка, модифицирована, и уже зиготой помещена в утробу. Как только закончится срок контракта, их отпустят.

— А дети? — глаза шерги с каждым моим словом становились все шире и шире.

— Не дети, — поправляю я. — Големы.

— Но ведь ты сказала…, - и она умолкла.

В памяти всплыли собственные неосторожные слова.

— Что я голем? — смотрю на нее насмешливо. — Так и есть. Меня создали в одной из таких лабораторий.

— Очень смешно, — скривился Змей. — Сама же про свою семью рассказывала, — отказался он верить в мои слова.

— Тут даже соргу понятно было, что она врала, — тихо сказал Рим.

Повисло тягостное молчание. Каждый силился что-то сказать. Даже Ганзо. И только Лай, говорил без стеснения.

— Производство големов незаконно. Считается, что они не имеют сознания, и как все искусственно созданное не имеют души. Как же вышло, что ты ходишь, дышишь, мыслишь и чувствуешь?

— Что такое душа Лай? — спрашиваю вкрадчиво.

Бортовой медик молчал, подбирая нужные слова.

— Душа — это энергоинформационный код, создающийся в момент зачатия, и растущий в процессе беременности, рождения вплоть до момента смерти, — не стала ждать я. — Ты прав, искусственно созданные вещи не имеют души. Именно поэтому роботы не обретают самостоятельного сознания, если были созданы на заводе, а не конечностями разумного существа. Тот, кто меня создал, работал над моим генетическим кодом лично. Вполне возможно на информационном уровне он мог поделиться частью своего кода под названием душа.

— Звучит бредово, — не согласился Лай. — Но тебя должны были утилизировать, как только стало понятно, что ты обладаешь сознанием и душой, что бы не предавать огласке производство големов и их возможную разумность.

— Они пытались, — пожимаю плечами.

— Как ты ушла? — посмотрела на меня пристально Лай. В свете голубоватого сияния его глаза, казалось, горели потусторонним огнем.

— С трудом, — призналась я, вспоминая, путь от клетки до дверей выхода. До сих пор передергивает, от воспоминаний о чавкающей кровавой массе под босыми ногами. Но те воспоминания по-прежнему остаются одними из самых ярких и счастливых в моей жизни. Ведь именно тогда меня одарили величайшей благодатью.

Горькая усмешка искривила мои губы. Ну да, благодатью, которая впоследствии превратилась в проклятие.

— Для чего вообще нужны големы? — встрял в наши переглядывания Змей, прервав поток нерадостных мыслей.

— Органы, — пожимаю плечами. — Иногда некоторые части тела несовместимы с имплантатами, тогда их сращивают здесь, а потом пересаживают носителю. А еще эксперименты. Разные. Големы ведь идентичны людям. Почти.

Я говорила, а в голове билась одна мысль. Почему я рассказываю им это? Почему открываю свои тайны?

Потому что устала и хочу спать. Потому, что они мне нравятся. Потому что… А почему бы и нет собственно? В конце концов, я привязалась к ним. И всерьез подумывала о том, что бы остаться с ними.

Так бы мы и продолжили тратить время на разговоры, если бы не сработал сигнал тревоги. Ровная голубая подсветка стала мигающей красной. Звуков серены здесь не было, но уверена, на верхних этажах она завывает во всю.

— Началось, — прокомментировал происходящее Рим.

— Что началось? — не поняла я.

— Мы установили парочку бомб на верхних этажах. Паника и неразбериха позволят беспрепятственно покинуть здание, — пояснила Мэла.

— Чего стоим? — рыкнул Рим. — За товаром, живо!

— Рим! — остановила я ведущего. — Можно мне… одолжи мне Ганзо.

— Зачем? — ксерк был предельно собран.

— Я… не могу оставить это как есть, — с трудом выдавила я, нервно мотнув головой в сторону инкубаторов. — Товар вы и без нас заберете, — мой взгляд мог разжалобить и Кхара.

Вот и Рим не стал исключением. Решительным шагом он подошел ко мне, схватил за подбородок и приподнял лицо, заставив смотреть в глаза. На белом лице отражался любимый мною красный свет фонарей. Глядя на эти блики, я невольно вспоминала почему люблю именно красный. У меня кончики пальцев закололо от нестерпимого желания прикоснуться к его коже.