Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже - Марк Михайлович Вевиоровский
И дополнительно приходил к выводу, что все было сделано так, как надо.
И не было вариантов решения тех проблем, которые вызывали сомнения.
И иные решения этих проблем приводили бы к дополнительным проблемам и осложнениям, и других решений не было …
Единственной болью, которую он не мог погасить, были воспоминания о матери Гриши – он не смог, вернее, не сумел изменить ее жизнь, что и привело впоследствии после их разрыва к ее смерти …
Поэтому все размышления о правильности принимаемых ранее решений приводили его к выводу, что иного решения проблем все же не было – по крайней мере, ему такие решения были неизвестны …
Проведя Тоню проходным двором от бульвара и выйдя на улицу через проем между домами, перегороженный шлагбаумом, он повернул налево.
– Знаешь, тут, в этом здании, раньше было какое-то областное управление культуры. Собирали здесь областных чиновников, и больше всего было молодых девушек. А здесь тогда была аптека. Кажется, она здесь уже сотню лет … И вот эти девчонки забегали в перерыве между заседаниями в аптеку и раздавался звонкий крик «Девки, гандоны дают!».
– А теперь здесь снова церковь – храм Святой Троицы. Зайдем, поклонимся.
И Свиридов, перекрестясь на ступеньках, заходил в храм, а Тоня прикрывала голову платком …
Он сожалел о том, что старой Москвы становится все меньше и меньше …
А новоделы во многих случаях положительных эмоций не вызывали …
ЕГО СНЫ
Свиридову очень редко снились сны – он всегда спал крепко, без сновидений.
Спал тогда, когда было время на сон, и просыпался в заданное самому себе время.
Но иногда он не мог заснуть, и с закрытыми глазами его сознание создавало нечто схожее со сновидением.
И эти сновидения были не фантастическими картинами, и даже не фантазиями на известные темы – нет, это было практически точное воспроизведение когда-то произошедшего.
Единственным отличием от действительности было то, что Свиридов сознательно мог создавать паузы в сновидении или даже прекращать развитие действия.
Однако это ничуть не облегчало восприятия событий, предъявляемых его созданию …
В кокон Свиридов кроме могучего «вулкана» с боезапасом взял пару дюжин пакетов с пластитом и взрывателями. Безмятежный полет продолжался до тех пор, пока один за другим не стали взлетать штурмовики, направляющиеся на цели в Северной Африке.
Свиридову стоило известного труда уравнять скорость кокона с реактивными самолетами, которые постоянно маневрировали. Как оказалось, кокон мог двигаться даже значительно быстрее, чем эти современные сверхзвуковые самолеты.
Последнее никак не удивило Свиридова, поскольку он в коконе мог перемещаться практически мгновенно, и подозревал, что он мог двигаться со скоростью выше скорости не только звука, но даже и света …
Пристроившись к крайнему самолету, Свиридов взял пакет, взвесил его на руке, и, вставив взрыватель и примерившись, с силой метнул пакет в воздухозаборник двигателя.
Кокон успел взметнуться вверх – а где-то внутри двигателя самолета взорвался пластит, и двигатель и весь самолет мгновенно превратились в облако обломков.
Из кабины успел вылететь летчик в скафандре на кресле-катапульте, из которого сперва вылетел вытяжной, а затем основной парашют.
В это время Свиридов уже занимался другим самолетом, и с тем произошло все тоже самое со взрывом и взлетом катапульты.
На всю эскадрилью у него ушло всего несколько минут, и ни один пилот не успел радировать на аэродром о происходящем – там получили лишь сигналы аварийных раций с кресел катапульт.
После этого Свиридов незримо присутствовал на экстренном заседании командования на аэродроме … тут Свиридов прервал сон, отключил «изображение» …
А этот сон начался не с начала события.
Его рука как наяву ощущала отдачу рукоятки «Беретты», из которой он выцеливал стоящих на тропе моджахедов, и точно попадал в переносицу.
Рядом грохотал пулемет, и моджахеды один за другим падали в пропасть.
Отдачу от выстрелов из разнообразного оружия Свиридов ощущал часто …
Но и сейчас, во сне, он физически почувствовал это усилие, удерживая точку прицеливания …
А это напоминало нечто сюрреалистическое – синевато-белый снег с геометрически ровными рядами антенных стоек, и это поле тянулось вдаль, к самому горизонту. Даже похрустывание снега очутилось во сне, хотя тогда он там по снегу не ходил.
Он перемещался между строениями, исследовал начинки приборов, снимал копии с документов, изымал из сейфов со сложнейшими замками и приспособлениями для подрыва рабочие журналы, а в тексте рабочих инструкциях обнаружил спецификации всех электронных компонентов – что значительно облегчило ему последующие манипуляции с этими электронными компонентами, которые составляли основу электронной начинки приборов …
Он запрограммировал выход из строя некоторых определенных полупроводниковых модулей при включении генераторов на полную мощность, что диагностировать и обнаружить после выхода их из строя было почти нереально …
А в Норвегии было совсем не так – фантазия местных инженеров была настолько великолепна, что найти искомые установки ему удалось далеко не сразу.
Но зато он порадовался этим сугубо прагматичным фантазиям, и как бы в ответ оставил свою ответную фантазию – после попытки пуска установка выходила бы из строя таким образом, что восстановлению она уже не подлежала …
А ведь тут, среди путаницы островов, было три таких установки …
НОВЫЙ ПРИСТУП
Приступ у Тони случился в лесу, когда она гуляла с Николенькой, и ей стоило немалого труда сообщить об этом Уле и, закатив коляску к ближайшей скамейке, лечь рядом под кустом. Уля в первый раз столкнулась с приступом у мамы Тони, хотя и знала об этой ее болезни.
Она сразу позвонила папе Толе и побежала в лес, но Свиридов опередил ее – он просто транспортировался прямо к Тоне.
Тоня лежала под кустом, сжавшись в комок, и было видно, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не двигаться и не кричать. Она охватила руками прижатые к груди колени, и только по судорожным рывкам можно было судить о том, как ей трудно.
Рот ее был сжат, но отдельные звуки прорывались и сквозь сжатые губы.
Свиридов первым делом обхватил ее руками за голову и стал успокаивать, снимать спазм. Это ему удалось, хотя и не сразу. Но он успокоил Тоню, снял спазмы, блокирующие мышцы, унял болевые ощущения. Он гладил ее, тихо что-то говорил …
Через несколько минут Тоня уже могла говорить и с помощью Свиридова встала с земли.
И они вместе успокаивали стоящую около коляски Николеньки Улю, так в волнении и не присевшую на скамейку.
Свиридов усадил Тоню, сделал еще несколько движений ладонями
