Ричард Морган - Видоизмененный углерод

Ирена Элиотт недоуменно посмотрела на серый кредитный микрочип на предъявителя.

— Что это?

— Здесь около восьмидесяти тысяч, — сказал я. — Надеюсь, на эти деньги вы сможете купить для Элизабет что-нибудь выращенное на заказ. Если она сделает выбор быстро, вы сможете загрузить её в новую оболочку уже к концу года.

— Что? — Она смотрела на меня, и у неё на лице то загоралась, то гасла улыбка. Как будто я рассказал ей анекдот, и Ирена сомневалась — правильно ли поняла его соль. — Вы даёте нам… Почему? Зачем вы это делаете?

Ответ у меня был. Я думал об этом сегодня утром всю дорогу из Бей-Сити. Взяв руку Ирены Элиотт, я вложил в неё микрочип.

— Потому что хочу завершить дело чем-то светлым, — тихо произнес я. — При воспоминании о чем у меня бы теплело на душе.

Какое-то время она молчала, затем, судорожно зарыдав, бросилась мне на шею. Испуганные чайки тяжело поднялись в воздух. Я ощутил щекой щекочущие слезинки, но Ирена Элиотт уже смеялась. Обняв, я прижал её к себе.

И все то время, пока длилось это объятие, я чувствовал себя таким же чистым, как дующий с моря ветерок.

«Бери то, что предлагают, — однажды произнесла Вирджиния Видаура. — Иногда этого достаточно».

Мне потребовалось ещё одиннадцать дней, чтобы добиться разрешения на пересылку обратно на Харлан.

Все это время я практически безвылазно проторчал в «Хендриксе», смотря выпуски новостей. Меня не покидало странное чувство вины по поводу предстоящего отъезда. Широкой общественности не сообщили почти никаких подробностей относительно истинных обстоятельств кончины Рейлины Кавахары — настолько далеки от правды были кричащие экстренные сообщения корреспондентов. Работа специальной комиссии ООН оставалась окутана строжайшей тайной. Поэтому, когда пошли слухи о скором принятии резолюции номер 653, никто и не связал случившееся с недавней трагедией. Фамилия Банкрофта в связи с этим делом не упоминалась. Ни разу. Равно как и моя собственная.

С самим Банкрофтом я больше не встречался. Разрешение на пересылку на Харлан и сертификат на загрузку в новую оболочку доставила мне Оуму Прескотт. Поверенная разговаривала достаточно любезно и заверила в том, что условия контракта будут выполнены до последней запятой. При этом она недвусмысленно предупредила меня впредь не пытаться контактировать с кем-либо из семейства Банкрофтов. Официально названной причиной был мой обман, связанный с «Поставленным на дыбы», но я знал, что к чему. Я прочел ответ на лице Банкрофта в ходе перекрестного допроса, когда всплыли факты относительно занятий Мириам Банкрофт во время нападения на «Голову в облаках». Под напускным лоском и высокомерием мафа было видно, что старик жестоко ранен ревностью. У меня мелькнула мысль, как бы он поступил, если бы вдобавок ему продемонстрировали и стертые записи «Хендрикса».

В день отправки Ортега подбросила меня до центрального хранилища Бей-Сити. В этот же самый день Мери-Лу Хинчли предстояло быть загруженной в синтетическую оболочку, чтобы в качестве свидетеля принять участие в открытом процессе по делу «Головы в облаках». Перед входом в хранилище стояла скандирующая толпа. Её сдерживали угрюмые полицейские в чёрных мундирах из управления общественной безопасности ООН. Над головами митингующих колыхались те же самые грубо выполненные голографические плакаты, которые я запомнил в день прибытия на Землю. Низко нависшее небо было зловеще серым.

— Безмозглые клоуны, мать их, — проворчала Ортега, распихивая демонстрантов. — Если они выведут из себя ооновских полицейских, им придется несладко. Я уже видела этих ребят в деле; зрелище впечатляющее.

Я вильнул в сторону, обходя бритого наголо молодого парня, яростно тычущего кулаком в небо и сжимающего в руке генератор плаката. Парень охрип, вгоняя себя в буйный транс. Догнав Ортегу у ступеней хранилища, я обнаружил, что запыхался.

— На самом деле эти люди не настолько организованны и не представляют серьёзной угрозы, — сказал я, повышая голос, чтобы перекричать толпу. — Они пришли, просто чтобы пошуметь.

— Да, но ооновцев это не остановит. Они все равно проломят несколько черепов, из принципа. Фу, смотреть тошно.

— Это плата за прогресс, Кристина. Ты хотела резолюцию номер 653. — Я обвел рукой море разгневанных лиц. — Вот ты её и получила.

Один из полицейских в шлеме с забралом и бронежилете покинул цепочку и сбежал вниз по ступеням, помахивая дубинкой. На плече его мундира алели сержантские нашивки. Ортега показала полицейский значок, и после обмена парой фраз — обоим пришлось надрывать голос — нас пропустили наверх. Цепочка полицейских расступилась, и мы прошли через двустворчатые двери в зал ожидания. Я не смог бы сказать, что в большей степени производило впечатление неодухотворенной машины — двери или безликие фигуры в чёрном, охраняющие их.

Внутри царили тишина и полумрак. Свет ненастного дня пробивался через прозрачные панели крыши. Окинув взглядом ряды пустынных скамеек, я вздохнул. Какой бы ни была планета, каким бы ни был путь, пройденный тобой, расставание всегда выглядит одинаково.

И ты снова один.

— У тебя есть минутка?

Я покачал головой.

— Я хотел бы остаться на целую жизнь, Кристина. А потом ещё на чуть-чуть.

— Постарайся держаться подальше от неприятностей. Быть может, тебе это удастся.

Прозвучавшая в её голосе шутливая интонация напоминала труп, всплывший на поверхность плавательного бассейна. Судя по всему, Ортега поняла, насколько фальшиво прозвучала фраза, потому что смущенно умолкла. В отношениях между нами нарастала неестественная напряженность. Это началось после того, как меня повторно загрузили в оболочку Райкера для дачи показаний комиссии ООН. Пока продолжалось расследование, мы с Ортегой были слишком заняты, чтобы часто встречаться друг с другом. Хотя у нас и состоялось несколько сумбурных совокуплений, они доставили лишь поверхностное удовлетворение. Но как только стало ясно, что с Райкера снимут все обвинения и он будет освобожден, прекратились и они. Взаимное тепло, объединявшее нас, теперь вырвалось из-под контроля и стало опасным, словно пламя в разбитой керосиновой лампе. А попытка удержать его могла привести лишь к болезненным ожогам.

Обернувшись к Ортеге, я слабо улыбнулся.

— Значит, мне надо держаться подальше от неприятностей, да? То же самое ты сказала Трепп?

Это был удар ниже пояса, и я знал это. Как выяснилось, Кавахара лишь зацепила Трепп краем луча из шокового пистолета. А осколочный пистолет я перед тем, как войти в каюту Кавахары, установил на минимальный угол рассеивания и по чистой случайности так и оставил. К тому времени, как на борт «Головы в облаках» прибыла спешно вызванная бригада криминалистов ООН, чтобы провести расследование под руководством Ортеги, Трепп бесследно исчезла. Вместе с ней исчезла и моя антигравитационная упряжь, остававшаяся в башенке тестирования атмосферы, через которую я проник на дирижабль. Я так и не узнал, то ли Ортега с Баутистой решили дать наемнице бежать, опасаясь её показаний по поводу «Розы Панамы», то ли Трепп просто успела сойти со сцены до прибытия полиции. Ортега не посчитала нужным просветить меня, а от нашей былой близости осталось слишком мало, чтобы я мог спросить напрямую. Так что сейчас мы впервые заговорили об этом.