Илья Варшавский - Тревожных симптомов нет (сборник)

— А называется это петлей гистерезиса, — продолжал Плевако, соединяя линией крестик с новой точкой. — Вот здесь, внутри этой петли, существует некая неопределенность, от которой можно ожидать всяких пакостей. Ну как, убедились?

— Убедился, — упавшим голосом сказал Курочкин. — Но что же вы рекомендуете делать? Ведь я должен доставить какие–то доказательства, а так, как вы говорите, то и шагу там ступить нельзя.

— Можно ступить, — сказал Плевако. — Ступить можно, только нужно очень осмотрительно действовать. Вот поэтому мы категорически запрещаем ввозить туда оружие и ограничиваем путешественников валютой, а то, знаете ли, всякая блажь может прийти в голову. Один скупит и отпустит на волю рабов, другой пристрелит Чингиз–хана в цветущем возрасте, третий рукописи какие–нибудь приобретет, и так далее. Согласны?

Курочкин был согласен, но от этого легче не стало. Экспедиция, которую он предвкушал с таким восторгом, поворачивалась к нему оборотной стороной. Ни оружия, ни денег в далекой от современной цивилизации эпохе…

Плевако, видимо, угадал его мысли. Он встал со стула и сел на диван рядом с Курочкиным.

— Ничего, ничего, — сказал он, положив руку ему на колено, — все не так страшно. Вашу личную безопасность мы гарантируем.

— Как же вы можете ее гарантировать?

— Очень просто. Что бы с вами ни случилось, обратно вы вернетесь живым и невредимым, это обеспечивается законом причинности. Петля гистерезиса не может быть больше некой предельной величины, иначе весь мир провалится в тартарары. Раз вы существуете в данный момент, значит, существуете — независимо от того, как сложились дела в прошлом. Ясно?

— Не совсем. А если меня там убьют?

— Даже в этом случае, если не припутаются какие–нибудь особые обстоятельства. Вот в прошлом году был такой случай: один настырный старикашка (кажется, палеонтолог) требовал отправить его в юрский период. Куда он только ни обращался! Ну, разрешили, а на следующий день его сожрал… этот… как его?.. — Плевако сложил ладони, приставил их ко рту и, выпучив глаза, изобразил захлопывающуюся пасть.

— Неужели динозавр?! — дрожащим голосом спросил Курочкин.

— Вот–вот, именно динозавр.

— Ну и что же?

— Ничего. В таких случаях решающее устройство должно было дать толчок назад за несколько минут до происшествия, а затем выдернуть путешественника, но вместо этого оно дернуло его вместе с динозавром, так сказать, во чреве.

— Какой ужас! — воскликнул Курочкин. — Чем же это кончилось?

— Динозавр оказался слишком большим, чтобы поместиться в камере хронопортации. Ошибка была исправлена автоматическим корректором, бросившим животное снова в прошлое, а старикашка был извлечен, но какой ценой?! Пришлось менять все катушки деполяризатора. Они не выдержали пиковой нагрузки.

— Могло же быть хуже! — сказал потрясенный Курочкин.

— Естественно, — согласился Плевако. — Мог перегореть главный трансформатор, там не такой уж большой запас мощности.

Несколько минут оба молчали, инструктор и кандидат в путешественники, обдумывая возможные последствия этого происшествия.

— Ну вот, — сказал Плевако, — теперь вы в общих чертах представляете себе технику дела. Все оказывается не таким уж сложным. Правда?

— Да, — неуверенно ответил Курочкин, пытаясь представить себе, как его, в случае необходимости, будут дергать из пасти льва. — А каким же образом я вернусь назад?

— Это уже не ваша забота. Все произойдет автоматически по истечении времени, если только вы не наделаете каких–нибудь глупостей, грозящих катастрофическим увеличением петли гистерезиса. В этом случае ваше пребывание в прошлом будет немедленно прервано. Кстати, на сколько дней вы получили разрешение?

— Всего на пять дней, — сокрушенно сказал Курочкин. — Просто не представляю себе, как за это время можно выполнить всю программу.

— А просили сколько?

— Десять дней.

— Святая простота! — усмехнулся Плевако. — Нужно было просить месяц, получили бы десять дней. У нас всегда так. Ну ладно, теперь уже поздно что–нибудь предпринимать. Становитесь на весы.

Курочкин шагнул на площадку весов. Стрелка над пультом счетной машины показала 75 килограммов.

— Так! — Плевако набрал две цифры на табуляторе. — Какая дата?

— Чего? — не понял Курочкин.

— В когда точно хотите отправиться?

— Тридцатый год нашей эры.

— Тридцатый год, тридцатый год, — промурлыкал Плевако, нажимая клавиши.

— Координаты?

— Координаты? — Курочкин вынул карманный атлас — Пожалуй, что–нибудь вроде тридцати двух градусов пятидесяти минут северной широты и… — он нерешительно пошарил пальцем по карте, — И тридцати пяти градусов сорока минут восточной долготы. Да, пожалуй, так!

— Какой долготы? — переспросил Плевако.

— Восточной.

— По Гринвичу или Пулкову?

— Гринвичу.

— Отлично! Координаты гарантируем с точностью до трех минут. В случае чего придется там пешочком. Понятно?

— Понятно.

Плевако нажал красную клавишу сбоку машины и подхватил на лету выскочивший откуда–то картонный жетон, испещренный непонятными знаками.

— Желаю успеха! — сказал он, протягивая жетон Курочкину. — Сейчас подниметесь на двенадцатый этаж, отдел пять, к товарищу Казановаку. Там вам подберут реквизит. А затем на первый этаж в сектор хронопортации. Жетон отдадите им. Вопросы есть?

— Вопросов нет! — бодро ответил Курочкин.

— Ну, тогда действуйте!

Курочкин долго бродил по разветвляющимся коридорам, прежде чем увидел дверь с надписью:

5–й отдел

ВРЕМЕНА И НРАВЫ

— Товарищ Казановак? — спросил он у человека, грустно рассматривающего какую–то тряпицу.

Тот молча кивнул.

— Меня сюда направили… — начал Курочкин.

— Странно! — сказал Казановак. — Я никак не могу понять, почему все отделы могут работать ритмично, и только во «Времена и Нравы» сыпятся посетители, как в рог изобилия? И никто не хочет считаться с тем, что у Казановака не две головы, а всего лишь одна!

Смущенный новой для него интерпретацией свойств рога изобилия, Курочкин не нашелся, что ответить. Между тем Казановак отвел от него взгляд и обратился к девице лет семнадцати, сидевшей в углу за пультом:

— Маша! Какая же это набедренная повязка древнего полинезийца?! Это же плавки мужские безразмерные, двадцатый век. Пора уже немножко разбираться в таких вещах!

— Разбираюсь не хуже вас! — дерзко ответила девица.

— Как это вам нравится? — обратился Казановак непосредственно к Курочкину. — Нынешняя молодежь!

Курочкин изобразил на своем лице сочувствие.

— Попробуйте снова набрать индекс, — продолжал Казановак. — Тринадцать эм дробь четыреста тридцать один.

— У меня не десять рук! — огрызнулась Маша. — Вот наберу вам копье, потом займусь повязкой.

По–видимому, дела, которые вершил отдел «Времена и Нравы», были под силу только мифическим десятируким, двуглавым существам.

Однако не прошло и трех минут, как получивший и копье, и повязку Казановак снова обернулся в сторону Курочкина:

— Чем могу служить?

— Мне нужно подобрать реквизит.

— Куда именно?

— Иудея, первый век.

На какую–то долю секунды в бесстрастных глазах Казановака мелькнула искорка одобрения. Он придвинул к себе лежавший на столе толстый фолиант и, послюнив палец, начал листать страницы.

— Вот!

Курочкин подошел к столу и взглянул через плечо Казановака на выцветший рисунок, изображавший человека в длинном лапсердаке, с ермолкой на голове, обутого в старинные штиблеты с резинками.

— Ну как, смотрится? — самодовольно спросил Казановак.

— Боюсь, что не совсем, — осторожно ответил Курочкин. — Мне кажется, что это… несколько более поздняя эпоха.

— Ага! — Казановак снова послюнил палец. — Я уже знаю, что вам нужно. Полюбуйтесь!

На этот раз на рассмотрение Курочкина был представлен наряд бухарского еврея. Однако и этот вариант был отвергнут.

— Не понимаю! — в голосе Казановака прозвучала обида. — Какой же костюмчик вы себе в конце концов мыслите?

— Что–нибудь… — Курочкин задумался. — Что–нибудь, так сказать, в библейском стиле. Ну, скажем, белая холщовая рубаха…

— Холщовых нет, — сухо сказал Казановак, — только синтетика.

— Ну, пусть синтетика, — печально согласился Курочкин.

— Еще что?

— Дальше — хитон, тоже желательно белый.

— Что такое хитон? — поинтересовалась Маша.

— Хитон — это… Как вам объяснить? Такое одеяние, похоже на плащ, только свободнее.

После долгих поисков в одном из каталогов было обнаружено нечто белое с капюшоном, закрывающим лицо и снабженным прорезями для глаз.

— Подходит?

— Как будто подходит, — нерешительно подтвердил Курочкин.