Роберт Хайнлайн - Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 25

Нуклеоника: Нам еще предстоит узнать, как устроен атом. Атомная энергия? да, она у нас будет в удобной упаковке — когда мы поймем структуру атомного ядра. Одна только наука о радиоизотопах сейчас больше, чем вся известная нам наука в 1900 году. И еще не решив эти проблемы до конца, мы, возможно, узнаем, как устроена Вселенная и почему именно так. Не говоря уже об огромных областях неизвестного, которые лучше обозначить как «????»

Некоторые физики сейчас используют две шкалы времени — Т-шкалу и тау-шкалу. Три миллиарда лет по одной шкале могут равняться ничтожно малому мгновению по другой — и тем не менее обе применимы по отношению к вам или вашей кухонной плите. Вот в какой анархии пребывает современная физика.

По этим причинам мы можем утверждать, что Век Науки еще не начался.

(Все еще 1950) Величайший кризис, который нам нужно преодолеть, — это не атомная бомба, не коррупция в правительстве, не наступающий голод, не моральный облик молодежи. Это кризис в организации и доступности человеческих знаний. Мы владеем огромной «энциклопедией», которая не упорядочена даже хотя бы в алфавитном порядке. Наши «карточки» разбросаны по полу и никогда не были сложены в надлежащем порядке. Ответ, который мы ищем, может оказаться погребенным где-то в этой куче, но чтобы отыскать в ней два уже известных факта, разместить их рядом и вывести из них третий, отчаянно необходимый факт, может потребоваться вся ваша жизнь.

Если хотите, назовите это Кризисом Библиотекаря.

Нам нужен новый «специалист», который вовсе не специалист, а синтетик. Нам нужна новая наука, которая станет идеальным секретарем для всех прочих наук.

Но вряд ли мы отыщем такого секретаря в ближайшее время, а пока ведутся поиски, нам предстоит перенести немало горя и страданий.

Предсказатели будущего всегда могут обеспечить себе постоянных клиентов, предсказывая то, что клиент хочет услышать… и совершенно не имеет значения, сбудутся ли эти предсказания. И наоборот, синоптиков частенько обвиняют в том, что погода плохая.

Сдерживайте себя.

В 1900 году на горизонте висело облачко не крупнее кулака — но впереди нас ждали хаос 1907 года, Первая мировая война, последовавшие за ней паника, депрессия, фашизм, Вторая мировая война, атомная бомба и Красная Россия.

Сейчас тучи скрыли все небо, а ветер, который перевернет мир, уже завывает вдалеке.

Период ближайшего будущего окажется самым грубым и жестоким за всю долгую и тяжелую историю человечества. Вполне возможно, нам предстоит худшая из всех мировых войн. Это может быть война с Марсом! И даже если отбросить эту фантастическую возможность, совершенно ясно, что безопасности вы не найдете нигде, разве что обрящете ее в глубинах своего духа.

А как же насчет картинки домашней роскоши и спокойствия миссис Среднийкласс в 2000 году?

Она пережила эти времена. Она выжила.

И высказанные выше перспективы не должны испугать вас, если ваши предки были на перевале Кровавый Нос, сражались под Геттисбергом или тряслись в фургоне по Равнинам. Вы и я живем здесь и сейчас потому, что в нас гены бесчисленных предков, которые сражались со смертью во всех ее видах — и побеждали ее. Мы крепки и упрямы. Мы выживем. Большинство из нас.

Мы перенесли предварительные стычки; главное событие надвигается.

Но оно не для маменькиных сынков.

Последней из ящика Пандоры вылетела Надежда — без которой люди умирают.

Надвигающийся ветер не уничтожит все, равно как Век Науки все не изменит. И еще долго после того, как первый звездолет улетит в неведомые дали, будут и бездомные в Нью-Йорке, и молодые бычки в Техасе, а англичане — тут уж сомнений нет — будут пить в положенное время чай.

Не вижу причин менять любое из негативных предсказаний, следующих за пронумерованными позитивными. Все они по сути возможны; все они почти наверняка не сбудутся к 2000 году. Некоторые спорны в том случае, если термины выбраны так, чтобы повысить их утвердительность — к примеру, определения «жизнь» и «человекоподобный». Договоримся, что я не веду в первом случае речь об аминокислоте, а во втором — о машине, играющей в шахматы.

Предшественники синтетиков уже работают сейчас во многих местах. Должности у них могут называться по-разному, научные степени могут быть какими угодно — или вообще отсутствовать. Сегодня их называют «исследователями операций», иногда — «инженерами системного развития» или каким-либо промежуточным словом. Но все они люди, не принадлежащие ни к одной из научных дисциплин, системщики, а не специалисты, люди Нового Ренессанса. Тот самый информационный взрыв, что заставил большинство ученых опуститься до узкой специализации, создал необходимость, породившую этих новых не-специалистов. Пока что эта внеспециализация пребывает во младенчестве, ее методология не разработана, результаты иногда тривиальны, и никто не знает, какое нужно образование, чтобы стать таким человеком. Но результаты их деятельности часто впечатляюще ярки — эти новые люди могут еще спасти нас всех.

Я оптимист. Я уверен в будущем Homo Sapiens. Впереди нас ждут тяжелые времена — но когда их не было? Человечество всегда «балансировало на грани». Водородные бомбы, коммунизм, расовые волнения, нехватка воды проблемы одна другой хуже. Но проблемы не главные, а всего лишь преходящие.

У нас есть три главные и до сих пор не решенные проблемы: бурный рост населения, информационный взрыв и проблема правительства.

Проблемы перенаселенности имеют жуткую тенденцию разрешаться сами собой, когда их не решают рационально. Четыре всадника Апокалипсиса никогда не слезают с седел и готовы отправиться в путь. Проблема информационного взрыва сейчас решается по большей части кибернетиками и электронщиками, а не библиотекарями — и если решения далеко не идеальны, они, по крайней мере, лучше тех, которые принимал в такой ситуации ваш дедушка. Проблема правительства пока не решена ни «западными демократиями», ни «народными демократиями». (Любой, полагающий, что народ Соединенных Штатов решил проблему правительства, пользуется слишком короткой временной шкалой.) Народы мира вовлечены сейчас в долгую, очень долгую борьбу, конца которой не видно, и примеряют концепции одну за другой, подбирая лучшую; в этом конфликте миллионы уже погибли, и вполне возможно, что до 2000 года погибнут еще сотни миллионов. Но не все.

Предсказывая исход, я выражаю и свое мнение, и свое предпочтение. Но мое личное предпочтение по большому счету не имеет значения; то, что мы сейчас переживаем, является эволюционным процессом, в котором личные предпочтения учитываются в лучшем случае статистически. Биологи, в особенности экологи, ходят вокруг идеи о том, что естественный отбор и выживание самого приспособленного больше применимы к группам и тому, как они организованы, чем к индивидуумам. Нынешняя проблема решится на холодных условиях эволюционного выживания, и по ходу процесса обе противоборствующие стороны сделают изменения в структуре своей группы. Система, которая выживет, может называться «коммунизмом» или же «демократией» (последнее предположение мое), но в одном мы можем быть уверены: она не будет очень близко напоминать то, что имели в виду Маркс или Джефферсон. Впрочем, ее могут назвать и другим, равно неподходящим неологизмом; политические ярлыки редко бывают логичны.