Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

Капеллан почувствовал, что сейчас во что–нибудь врежется, и остановил машину. Вытащил из «бардачка» сигару, закурил и попытался хоть немного успокоиться. Не вышло. Он был совершенно выбит из колеи. В ушах отдавался голос хриплого, перед глазами стояла безобразная сцена на плацу.

Просто невообразимая сцена. Два человека, облеченных колоссальной властью и ответственных за судьбы множества бойцов, готовы были на полном серьезе подраться из–за совершеннейшей ерунды. Вроде и не верится – а вот он, бьющий в глаза факт. Неужели они и вправду такие?

Не станут же старшие офицеры – люди образованные, просвещенные – разыгрывать перед скромным гарнизонным капелланом целый спектакль! Причер вспомнил, какими увидел их впервые, за завтраком в столовой. Перед ним предстала армейская элита. Битые службой мастера, для которых личные и боевые качества человека превыше чинов и должностей. Опытные профессионалы, знающие, когда можно слегка обойти букву Устава, но уважающие его дух. И еще – взрослые люди, способные относиться к себе со здоровой иронией. Они тогда все до единого понравились ему. Даже зануда Виллис, который так артистично зануду из себя изображал.

Причер знал таких военных и любил их всем сердцем. Прожженные дядьки, видевшие множество смертей, умели каждый отпущенный им день проживать со вкусом, словно он единственный. Пусть это будет не День благодарения, а всего лишь «парково–хозяйственный день»… Вспомнилось, как на приснопамятных Черных Болотах молодой Кэссиди, тогда еще лейтенант, стоял (лежал, если честно) дежурным по парку техники – а мимо его палатки уж больно лихо, с понтом он тоже боевая машина, пронесся малый саперный тягач. Кэссиди одним прыжком оказался на улице, заорал своему механику: «Заводи! Покажем этой мандавохе, как надо ездить!» – и парк добрый час оставался без присмотра, зато саперы потом по собственной инициативе бутылку принесли.

Ну не могли такие люди, хоть ты тресни, столь легко и непринужденно рыть себе яму! Настолько презирать союзников, чтобы не договориться с ними об огневом взаимодействии! Загадочным образом промотать громадный запас реактивного топлива и потом уродовать стрелков на периметре! В последнюю секунду увернувшись от верной гибели, едва отдышавшись, не помолившись, устроить грызню вокруг раздавленного джипа! И клыками волчьими, когтями тигриными держаться за Кляксу. Прозакладывать души и головы идолу бессмертия. Даже не реального, а пока что совершенно мифического! Тут нужен был серьезный мотив, и Причер, как мог, пытался уяснить, в чем же он состоит.

Увы, на данный момент самой мощной и относительно логичной выглядела мотивация человека, назвавшегося Харитоновым. То ли вконец запутавшегося, то ли слегка ненормального. Русского ортодокса, поимевшего наглость за каким–то совершенно непонятным хреном припереться в мультикатолический храм и обдать помоями ни в чем не повинного священника. Но это хамло – скорее всего, больное на голову – хотя бы имело в оправдание своего отступничества некую богоборческую теорию («Потому и имело, что больное!» – подумалось капеллану). А что же у других? Так, мелкие страстишки. За которые настоящие люди и офицеры на верную смерть не пойдут.

Или пойдут?!

При таком раскладе даже господин полковник с его пакетом акций за пазухой и твердым материальным интересом гробить подчиненных выглядел в глазах капеллана более–менее ничего. Понятно, во всяком случае. Он хотя бы за деньги.

«А может, именно ты, Причер, главный дурак во всей этой истории? Превратился за пять лет священничества в благодушного добрячка–идеалиста. Так долбился об пол лбом, что вбил себе в голову, будто вокруг чистая утопия под названием «Плохих людей нет». А зло вовсю подтачивало души. И даже явилось лично, в концентрированном виде, приняв облик хриплого мичмана. Отодрало тебя, прямо скажем, как конный варвар пешую монашку. А ты, паладин фигов, рыцарь–храмовник кастрированный, только зубы стиснул! Слышь, капитан, не пора ли активно воспротивиться злу?»

Но как?!

Крест сколотить из двух скамеек, вскарабкаться на крышу храма и там самолично распяться на фиг. «Блестящая идея, господин капитан. Главное – свежая и оригинальная. Предыдущий ненормальный священник до нее самое чуть–чуть не додумался».

Выпить и забыть. Весьма заманчивый вариант. Успешно апробированный моим русским коллегой, чтоб он был здоров. «Вдвойне плагиат – наш ведь тоже керосинил неслабо».

Как достучаться до людей? Как объяснить, что главная война на Кляксе идет в душах самих военных? Убивая изнутри, выжигая дотла человеческое. Да подавитесь вы своим креатином, будь он проклят! Не в нем же дело! Предположим – «чисто в теории», как любит говорить Лурье, – вам удастся вырвать его у Кляксы и остаться в живых. И наши славные алхимики–биохимики действительно сварят из него эликсир жизни. А вы подумали, господа, КОМУ ИМЕННО ЭЛИКСИР ДОСТАНЕТСЯ?

Не–ет, я не полный идиот и не намерен уверять вас, будто он окажется исключительным достоянием толстосумов и их прихвостней. При капитализме так дела не делаются. Что там бормотал Лурье – «экономика рухнет»? Дурак, она поднимется на невиданную высоту! Даже я, далеко не гений, знаю, как все организовать. Вас элементарно посадят на иглу. Вожделенный эликсир почему–то окажется с дискретным эффектом. Алхимики скажут – простите, ребята, иначе не получится. Одна инъекция, допустим, в год. И придется вам остаток своего бесконечного века зарабатывать на эту самую бесконечность. Пахать широким фронтом. Биться за жизнь до усеру, аки гвардейская дивизия имени Сизифа.

Но то еще цветочки будут. Так, сугубо техническая проблема.

А о душе вы, ребята, подумали?

А ну как вас, полубожков бессмертных, индюков надутых, возьмет за глотку и слегка придушит загадочный психологический феномен «синдром Кляксы»?

Капеллан выплюнул изжеванную сигару, повернул ключ зажигания и резко сорвал джип с места. Успокоиться не получилось, он только больнее разбередил себе душу. И мысленная обличительная речь все никак не шла к финалу. Наоборот, «синдром Кляксы» пришелся очень кстати – некоторые туманные соображения тут же оформились в конкретные слова.

«Посмотрите на персонал нашей героической военной базы, – думал Причер. – Тут будто все добровольно надели шоры. Гибель накатывается на базу волнами, но после каждой они встают, отряхиваются, считают потери и говорят: ничего, эта еще маленькая была, вот грядет седьмой вал, и тогда уж нам точно крышка! Они уверены, что их пытается раздавить не какое–то зверье, а планета в целом. Они уже поклоняются ей. Им страшно увидеть в ее противодействии и чудесах промысел Божий – и они скорее готовы стать язычниками, поклоняясь Кляксе. Потому что языческому идолу можно смело дать по морде, когда он не хочет отрабатывать дары.