Управление - Андреас Эшбах
Последовало долгое молчание, затем по перекошенному телу Лудольфа фон Аргенслебена прошла дрожь, и он твердым голосом заявил:
– Считайте, что это почти выполнено.
* * *Когда он в последний раз садился в поезд с чемоданом в руке? Ойген Леттке уже и не помнил. Купе, которое он забронировал, было пустым. Он положил чемодан в багажную сетку и занял одно из сидений у окна.
Но так продолжалось недолго. Еще до того, как поезд отъехал, в купе вошли другие пассажиры: трое солдат сухопутных войск с неуклюжими сумками и мрачными лицами. Не обращая внимания на тот факт, что они его прижали, все они стояли у окна и прощались со своими матерями и девушками, пока поезд наконец не покинул вокзал, на котором еще был виден ущерб от бомбардировки. Затем наконец они уселись, обменялись несколькими угрюмыми словами и погрузились в свои мысли. В какой-то момент один из них вынул бутерброд, навязчиво пахнувший ливерной колбасой, и проглотил его.
Во время поездки Ойген Леттке смотрел в окно, на пейзаж, серый и холодный под серым и холодным небом, которое с неподвижными облаками напоминало крышку гроба. Как будто все цвета исчезли из мира; остались только черный, белый и серый, только контуры там, где когда-то наблюдалось изобилие оттенков.
Он подумал о Берлине, о мобилизационном предписании в своем кармане и о заряженном «Люгере-08» в чемодане, и почувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Он, заперев сегодня утром дверь квартиры, оставил прежнюю жизнь позади, просто отрекся от нее, чтобы уйти, и ни один человек не знал, где он был, куда ехал и что собирался сделать, и это никого не заботило.
* * *Но тут Ойген Леттке ошибался. Хотя на самом деле то был не человек, знавший, где он, а огромная, так называемая «нейроподобная сеть» в вычислительной сети в берлинском районе Лихтенберг, и этот машинный интеллект обратил внимание на необычную комбинацию, когда кто-то отправил четыре идентичных электронных письма секретаршам фюрера, чуть позднее забронировал номер в одной из самых роскошных гостиниц в столице Рейха, а также поездку в один конец, к тому же номер забронирован всего на одну ночь, в то время как упомянутое лицо должно явиться на службу и отправиться на фронт через три дня и на эти три дня не было совершено никаких бронирований.
Эту комбинацию данных, как уже сказано, компьютеры выловили из вечно текучего, необъятного потока данных и классифицировали как необычную, однако пока не определили, в какой степени ее нужно оценивать как необычную. Для этого понадобится еще некоторое время.
* * *Берлин выглядел изменившимся, и Ойген Леттке не мог бы сказать, в чем дело. Во всем городе будто пахло войной. Лица людей, встречавшихся по пути, были пустыми, их глаза утратили весь блеск, а их движения – всю уверенность. Многие витрины заколочены досками, на которых временами висели объявления, написанные на оборотах старых рекламных плакатов, например: «Сегодня: картофель, лук, яблоки!» И притом картофель и яблоки уже были вычеркнуты.
Тем не менее в метро все еще полно стариков и женщин в бесформенных пальто. Все, казалось, затаили дыхание, выглядели внутренне напряженными и странно отсутствующими, как будто присутствовали здесь только физически, но мыслями были на фронте, чтобы сражаться и помогать одержать победу, чтобы страху окончательно пришел конец.
В гостинице «Кайзерхоф», правда, так же роскошно, как и всегда, но даже здесь Леттке казалось, словно всё вокруг одна лишь видимость, кропотливо поддерживаемая декорацией. Когда он увидел золотые перила на лестницах, ему почудилось, что слой золота стал тоньше, чем в прошлый раз, взглянул на ковры, и они показались ему более потертыми, а улыбки служащих производили впечатление вымученных, будто за ними приходилось скрывать собственный голод, когда те подавали еду гостям.
Но, возможно, все это – только его воображение.
Во всяком случае, все шло гладко. На рецепции его приветливо встретили, выдали ключ, и усердный паренек в ливрее потащил его чемодан в номер, где уже действительно стояли наготове бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом и два бокала.
Когда он остался один и спокойно осмотрелся, то был по-настоящему потрясен – насколько все выглядело так же, как тогда. Горлышко бутылки шампанского указывало в том же направлении, стулья стояли точно так же, подушки украшены в точности, как и тогда, даже цветы в вазе такие же! На сбивающее с толку, восхитительное мгновение ему почудилось, что вот-вот из ванной выйдет Цецилия, и у него появится шанс исправить свою оплошность.
Но этого, конечно, не произошло. Он вздохнул, снял пальто и аккуратно повесил его на один из золотых крючков у двери. Потом откупорил шампанское, налил полный бокал, устроился на том же стуле, на котором сидел тогда, и выпил.
Вот он и снова здесь. Бронируя номер, он считал это хорошей идеей, но теперь ему было трудно вспомнить, на что он надеялся. Во всяком случае, на что-то, чего не удалось добиться.
Так часто случалось с ним в жизни.
Вновь наполнил бокал, выпил, закрыл глаза и попытался вызвать воспоминания. О том дне. О Цецилии, о том, как она раздевалась перед ним. О ее обнаженном теле. О том, как он привязывал ее к кровати.
И о времени, предшествовавшем тому дню, когда лишь одна мысль о том, что он собирался с ней сделать, так сильно возбуждала его.
Ничто из этого по-настоящему не восстановить. Он вспомнил, но в его штанах больше ничего не шевелилось.
* * *Примерно к этому моменту компьютеры проекта ТПИО пришли к выводу, что степень необычности, которую проявил некий Ойген Леттке, позволяет отправить компетентным правоохранительным органам соответствующее предупредительное сообщение.
Если бы кто-то следил за расчетами нейроподобной сети, то обнаружил бы, что главным фактором для принятия такого решения стало то, что упомянутый человек обратился по электронной почте ко всем четырем личным секретаршам фюрера, а на следующий день забронировал аппартамент прямо напротив рейхсканцелярии.
О том, что у Ойгена Леттке есть еще и офицерское оружие его отца, которое он к тому же взял с собой, компьютеры даже и не подозревали, потому что в хранилищах данных это нигде не было зафиксировано.
* * *Шампанское приятное на вкус, только в такой толстой тяжелой бутылке его не так уж и много. Не важно. Он ведь приехал сюда не для того, чтобы напиться. Он приехал сюда, чтобы… чтобы…
Ах, к черту. Во всяком случае, он не умрет
