Олег Готко - ЗЕМЛЯКИ ПО РАЗУМУ

Ответом был ему шорох тел, шарахнувшихся от Тохиониуса, которого вдруг начало плющить и колбасить. Расплывшись по земле бурым комком концентрированной печали, он изо всех сил лупил по ней щупальцами. Из горла вырывались ультразвуковые взвизги. Короче, сразу было ясно, что горе его неподдельно.

Даже Кондониусу было больно смотреть на сородича, но он все же нашел в себе силы произнести:

– Я думаю, что надобно дать окончательному решению созреть, уважаемый Герпересиус.

Помолчав, тот грустно согласился:

– Наверное, да... Как жаль, что мы не можем поместить почтенного Тохиониуса в квазитело Вождя, как бывало в старые добрые времена...

Старейшины помоложе передернулись. В их памяти еще были свежи воспоминания, какого шороху наводил бывало Вождь, когда во временно принадлежащую ему голову приходили мысли пошалить.

– Надо бы сообщить остальным родителям, – произнес кто-то, и они разошлись, трогательно оставив Тохиониуса предаваться отчаянию.

***

Отчаявшись подслушивать, что делается в шлюзе, где легко поместилась непонятная, но принятая на борт конструкция, приятели, вооружившись черт знает чем из того, что на похищенном корабле могло сойти за увесистую дубину предков, решительно пошли навстречу своему любопытству. Саньковскому, как, по большому счету, и всем, родившимся в кислородно-азотной среде, было абсолютно до лампочки, что его родная атмосфера могла кому-то прийтись не по вкусу. Поэтому он, предварительно уравняв давление, легким мановением руки перед фотоэлементом открыл дверь шлюза. И чихнул, за что тут же едва не схлопотал какой-то синтетической железякой от Длинного, чья нервная система уже давно истощилась до опасного предела.

– Ты чего? – взъелся Семен на друга. – Это вместо «будь здоров», да?!

– Извини, – потупился Длинный, – нервы ни к черту, а тут ты еще чихать надумал...

– Да ладно, – отмахнулся Саньковский. – Это я виноват, проветрить забыл... Чуешь, как воняет?

Длинный потянул соответствующим органом и поморщился:

– Дохлятиной какой-то... Неужто они все умерли? Ведь живые так вонять не могут, правда?

– Хм, – пожал плечами Семен. – Смотря на какой планете...

– Ты хочешь сказать, что мы на Планете Мертвых?.. – мертвенно побледнел Длинный. – И они сварганили эту штуковину, чтобы вернуться к нам, к живым?.. – по лицу товарища стремительно разливалась трупная синева.

Словно в ответ на этот вопрос, достойный пока еще живого героя фильмов ужасов, в конструкции что-то заскрежетало, последовал глухой удар отвалившейся секции «гондолы» и оттуда вывалился зловещий шевелящийся клубок. Длинный, демонстрируя врожденные кошмарные данные, взвизгнул второй раз за этот день и вытянулся на полу во весь свой рост. Саньковский, попятившись от двух неожиданностей сразу, споткнулся о бессознательное тело, от которого Прокруст наверняка был бы просто в восторге, и растянулся рядом. Сознание, правда, его не покинуло, но лишь случайно...

***

– Пошли к черту, костоправы! – рявкнула Мария в ответ на предложение гинеколога остаться в клинике «на сохранение». – Вы себя поберегите, не то я за себя не ручаюсь.

– Может быть, – пробормотал психиатр, которого нелегкая занесла в консилиум, – у нее предродовая травма психики?..

– А такое бывает? – удивленно поинтересовалась женщина-педиатр. – Помню, когда я рожала...

– В коме? – не без сарказма фыркнул нейрохирург, прижимаясь, как и остальные к дальней от пациентки стенке.

– Нет, но...

– Вы чего там шепчетесь?! Где моя одежда? – Саньковская рванула на себе казенную «ночнушку», которая тотчас безропотно расползлась на ее теле, не забыв его продемонстрировать.

Медсестра мышкой, завидевшей рядом даже не кошку, а львицу, пискнула и шмыгнула в дверь.

– Надеюсь, эта утконоска сообразит позвать санитаров, – пробормотал гинеколог.

Психиатр наклонился к уху нейрохирурга и выдохнул еле слышно:

– Я понял. Это предродовое состояние измененного сознания. В средние века считалось, что оно наступает у тех рожениц, которые вступали в связь с инкубами!..

– Заткнитесь, коллега! А не то сейчас нам обоим изменят внешность, – цыкнул на него доктор. – А у меня – руки! – и операция через два часа.

– И правильно сделают, что изменят! – педиатр решительно сделала шаг в сторону Марии. – Мало того, что вы, коновалы, мозги орально трахаете, так еще и грязными лапами туда же. Нет, чтобы заняться прикладной психохирургической пластикой! – женщина сделала еще один шаг к Саньковской. – Дорогая, как я вас понимаю!..

– Не подходи, педи... как тебя там... педигрипальша, черт бы вас всех побрал! – Мария уже ни в чьей поддержке, а тем более такой нематериальной, не нуждалась. – Снимай халат!

Докторша, собиравшаяся сделать еще один шаг, застыла на одной ноге, от неожиданности сохраняя равновесие лишь благодаря титаническим усилиям вестибулярного аппарата, включившего автопилот.

– Мужики! – мощный бюст Саньковской, равно как и весь обнаженный фасад развернулся к консилиуму. – Помогите этой педицапле раздеться!

Врачи, давно привыкшие, что перед ними раздеваются самостоятельно, всем свои видом демонстрировали приступ какого-то сексуального склероза.

– Ну! В первый раз, что ли?! – Мария уперла руки в бедра. – Эй, ты, кому говорю?!

Несмотря на то, что это громогласное «ты» ни к кому лично не относилось, тем более, что взгляд Марии вообще, казалось, смотрел внутрь себя, у психиатра нервы не выдержали. Он подошел к педиатру и начал дрожащими пальцами распутывать узел на халате, одновременно бормоча:

– Это же какое-то насилие над личностью...

– Помогите!.. – прошептала педиатр.

– А я что делаю? Черт, понавязывают узлов, а ты тут как Павлик Морозов... Хм, интересная ассоциация... Откуда? – психиатр начал автоматически погружаться в самосозерцание. – А-а, ведь он был пионером, а значит – завязывал галстуки... Не, не сходится, тогда не было узлов... Ха, но они были у пионеров позже, так что все нормально... Нормально ли?..

– Помогите, идиот!.. – вырвал его в реальность голос коллеги.

– О! Вы еще здесь? Сейчас-сейчас, вот, уже пошло...

– Помогите поставить ногу, она меня не слушается!..

– Это элементарно! Расслабьтесь, как ваш узел. Его уже практически нет, веревки медленно расползаются в стороны... Вот, они уже никогда не были узлом... Вы стоите свободная от проблем на берегу тихого озера... Никакая пробегающая гладь былых проблем не тревожит его поверхности, не беспокоит вас... Вы прочно стоите на земле, а вокруг щебечут птицы, квакают лягушки...

– Я не цапля!!! – взвизгнула педиатр и дернулась.