Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

— А мы этих зеленых да зелененькими, зелененькими! — радостно раздалось сзади и это настолько не соответствовало унылому голосу небритого вахтенного руководителя ЦУПа, что Дэн непроизвольно вздрогнул.

А Олег Тресилов, ввалившийся в кабинет, был и весел, и странно беспечен. В этом состоянии он находился еще со вчерашнего дня после каких-то таинственных переговоров с представителем — как он сообщил Маккольну — "Роскосмоса", прибывшего сюда на втором вертолете из тех, что стояли сейчас на миниатюрном аэродромчике. Сам представитель был желчным, напряженным, нервным и старался, как можно меньше, попадаться на глаза обслуживающему персоналу. И, таким образом, являлся полной противоположностью общительному заместителю гендиректора туристической фирмы "Дальтур".

— Сею, вею, посыпаю, — внезапно заорал замдиректора, резко вынимая руку из кармана летной курточки, — с Новым годом поздравляю!

Первой реакцией Маккольна было инстинктивное желание — как недавно, на берегу бухты — натянуть на голову свой меховой капюшон. Потому, что по щекам снова хлестнуло что-то мелкое и колючее. Правда, было это "что-то", в отличие от мерзлых крупинок снежного заряда теплым, рассыпчатым и тихо шелестящим. Живым.

Сердито отмахнувшись рукой от веселящегося Тресилова, Дэн скосил глаза на пол, на котором раскатывались во все стороны маленькие янтарные ядрышки. Зерно, в конце концов, определил он. Кажется, пшеничное.

— На счастье, на здоровье, а не на беду, — веселился Тресилов, щепотками разбрасывая пшеницу по тесному кабинету, — чтоб росло лучше, чем в прошлом году!

— Да прекрати ты! — не выдержав, заорал в ответ начальник ЦУПа. — Крыша поехала, что ли? Аппаратуру же угробишь!

И склонился над столом, прикрывая свои крупным телом, засунутым в тяжелый свитер… Нет, не клавиатуру компьютера, а чашку с чаем. Чтобы, значит, не насыпало.

— Эх, ты! — по-прежнему жизнерадостно, но с презрительными нотками в голосе, бросил Тресилов, умащиваясь на краешек стола. — Славянин! — фыркнул. — Ну, ладно — Дэн… Ему простительно. Америкэн бойз, все-таки. А ты… Не знаешь наших древних народных обычаев

— Каких еще к черту обычаев? — прокряхтел вахтовик, ероша волосы и сбрасывая, застрявшие в них, зернинки на пол.

— Я же сказал — древних. Многотысячелетних, — серьезно пояснил Олег. — Сегодня, дружище, "старый" новый год. В Украине, например, знаешь, как его отмечают?.. Вчера, например, был щедрый вечер. Семьи за праздничными столами собирались и ждали щедровальников, которые к ним с песнями да забавами приходили. Это мне Руслана Барбикен рассказывала. Знаешь, небось? С маркетингового отдела.

— Так это вчера мы должны были идти на такой щедрый вечер? — догадался внезапно Маккольн.

— Ага, — мотнул головой Тресилов. — Очень уж у меня Руська фольклор всякий любит. Иногда даже во мне что-то такое просыпается, — он на мгновение замолк, словно с удивлением в зеркало заглянул, а потом продолжил: — Так вот. А утром хозяева посыпальщиков встречают. Потому как они в хату счастье да достаток приносят. Прямо как я сейчас.

— Мусор ты мне принес, а не достаток, — пробурчал вахтенный и хотел что-то добавить, но Тресилов уже уткнул ему в грудь указательный палец.

— А ты молчи. С тебя вообще причитается. — Он оглянулся на Маккольна. — Дэн, ты знаешь какой еще сегодня праздник?

Тот только плечами пожал:

— Да ну тебя, Олег! Вас, русских, вообще не поймешь. И когда работать успеваете? Сплошные праздники. Надо же додуматься: новый год за один месяц два раза встречать!

— Это у нас не праздники, это у нас состояние души такое праздничное. И вам, западным сухарям, этого не понять. Потому как живете, словно компьютеры, по программам, от сих до сих. Внутри своих правильных электронных схем. А мы… Мы — снаружи. Мы по клавиатуре пальцем тычем.

— Обезьяны тоже по клавиатуре стучать умеют.

— А, — не обратил внимания на его тон Тресилов, — ерунда!.. Хотя, кстати, кто-то рассчитал, что если обезьяна энное количество времени будет играться с клавишами, то вполне может настучать полное собрание сочинений Шекспира. Таким вот образом. А с тебя причитается, — снова упрямо произнес он, поворачиваясь к сменному начальнику. — Сегодня ведь не только новый год по старому стилю. И даже совсем не Новый год. А день Святого Василия. А ты у нас кто? Ты у нас двойной Василий.

Василий Васильевич внимательно посмотрел на него:

— Слушай, Олег Анатольевич! Да ты пьян! Где с утра настаканиться в нашей дыре успел-то?

— А, — отмахнулся Тресилов, — ты мне зубы не заговаривай! Давай, давай, выставляйся! Да и ты тоже, — обернулся он к Маккольну. И заметив его, несколько удивленный, взгляд, пояснил: — Василий ведь откуда взялся? Был у предков славян — ариев, кажется — бог такой, Уациль. Вот этот самый Уациль со временем в Василя и превратился-то. Но главное в том, что был он богом Месяца. Луны, блин. И рожденье-то его и означало начало нового года. Сопоставляешь?.. Так что, Месяц Месяцович, — снова повернулся Тресилов к начальнику вахты, — выставляйся!..

— Я выставлюсь. Я тебе сейчас очень крупно выставлюсь, — начал закипать тот. — Ты, конечно, замдиректора, однако не мой непосредственный начальник. И потому плевать мне на тебя с крутого берега пролива Лаперуза. И пьянок в ЦУПе во время моей вахты я не потерплю!..

— Каких таких пьянок? — обескуражено развел руками Тресилов. — С вертолетчиками немного… Застоялись хлопцы…

— Ни с вертолетчиками, ни с лунатиками, ни с туристами иностранными, — Василий Васильевич бросил разъяренный взгляд на Маккольна, — ни с кем другим во время работы я пить не позволю! И потому…

— Василий Васильевич, — перебил его молоденький парнишка в цигейковом жилете, просунувший голову в кабинет, — я, конечно, извиняюсь, но там Олега Анатольевича Владивосток вызывает.

— Так переключи сюда! — рявкнул вахтенный начальник, скользнув взглядом по селектору.

— Да, нет, — пожал плечами парень, — сам директор звонит. Хочет с Олегом Анатольевичем конфиденциально переговорить.

Тресилов несколько раз мотнул головой из стороны в сторону и несколько удивленный Маккольн наблюдал за тем, как он начал моментально трезветь: словно капли алкоголя из мозга выплеснулись. Да, дисциплина у русских все-таки присутствовала. И это вселяло некоторые надежды. Под подошвами тяжелых унт Тресилова захрустело рассыпанное зерно.

А еще через полчаса про недавнюю жизнерадостность Олега напоминало только несколько пшеничных зернышек, застрявших в его густой шевелюре. Лицо же Тресилова, когда он нашел Дэна в аппаратной, понемногу заполняющейся монтажниками оборудования, было мрачнее тучи. По сравнению с ним недавнее уныние Василия Васильевича казалось настроением веселящегося карапуза.