Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

Она очень быстро ухватила идею, но у Конвея не было возможности узнать, ухватил ли ее, да и мог ли вообще ухватить их пациент.

Позади них Харрисон трудился над поврежденной гусеничной лентой, в то время как перед ними модель пациента и проводимое хирургическое вмешательство становилось все более детальным — вплоть до миниатюрных гофрированных перемычек и того, что случится, если их повредить.

Конвей неожиданно поднялся и стал карабкаться по наклонному полу.

— Извини, — произнес он вслух, — но мне необходимо выйти за пределы мысленной досягаемости модели и дать мыслям немножко перевести дух.

— Мне тоже! — через несколько минут воскликнула она. — Я к тебе… Взгляни!

В это время Конвей стоял, уставившись в темный свод каверны и давая отдых глазам и мозгу. Он быстро посмотрел вниз, подумав сначала, что инструменты снова атакуют, но увидел лишь Мэрчисон, которая указывала рукой на их модель — их работающую модель!

Несмотря на то, что модель была вне пределов досягаемости их разума, она не осела и сохранила все детали. Конвей моментально забыл о физической и умственной усталости.

— Должно быть, таким способом оно пытается сообщить, что понимает нас, — возбужденно сказал он. — Но мы должны расширить контакт, больше рассказать о себе. Иди и прихвати еще несколько инструментов, и сделай модель этой каверны со всеми ее кабелями, а я отформую в соответствующем масштабе машину и наши движущиеся фигурки. Модели, конечно, будут очень грубыми, но начнем с того, что нам необходимо передать всего лишь идею о том, какие мы маленькие и как уязвимы перед атаками инструментов. Затем мы отойдем немного в сторону и сформируем действующие модели проходческой машины, бульдозеров, вертолетов и разведкораблей — все, что есть на поверхности, но ничего такого большого и сложного вроде «Декарта», по крайней мере для начала. Нам нужно, чтобы все было предельно просто и доходчиво.

За очень короткое время площадка вокруг машины была буквально усыпана моделями. Как только люди заканчивали придавать им должную форму, пациент брал управление моделями на себя, и все новые и новые инструменты грузно, но очень осторожно вкатывались в каверну, как бы сгорая от нетерпения, чтобы из них что-то сделали. Но запотевшие стекла гермошлемов стали почти непрозрачными, да и воздух был почти на исходе.

Мэрчисон настояла на том, что у нее как раз осталось время для еще одной модели — большой, на которую уйдет до двадцати инструментов, — как из-за машины появился Харрисон.

— Я вынужден забраться внутрь, — сообщил он. — В отличие от некоторых, я тяжко трудился и истратил свой запас воздуха…

— Пни-ка так его за меня. Ты к нему поближе.

— … но машина будет двигаться в четыре раза медленнее, — продолжал лейтенант, — а если не будет, то теперь мы сможем позвать на помощь. Я использовал инструмент и сформовал новую антенну — мне известны точные размеры, — так что у нас есть даже двусторонняя видеосвязь…

Он резко остановился, уставившись на то, что творила Мэрчисон со своими инструментами.

— Я в этой команде патолог, — немного сварливо объяснила она, — и это моя работа рассказать пациенту, а точнее — дать ему почувствовать, как мы выглядим. Эта модель имеет весьма упрощенные дыхательную и кровеносную системы, органы пищеварения и речи со всеми, как видите, основными узлами. Естественно, что, поскольку я знаю о себе немножко больше, чем кто-либо другой, этот представитель рода человеческого — женщина. И, что не менее важно, не желая лишний раз сбивать пациента с толку, я не стала ее одевать.

На ответ у Харрисона не хватило воздуха. Они последовали за лейтенантом в машину, и, пока Конвей налаживал связь, Мэрчисон инстинктивно подняла руку, прощаясь с каверной и разбросанными по площадке моделями из инструментов. Должно быть, она слишком усиленно думала о прощании, потому что ее последняя модель тоже подняла руку и не опускала ее до тех пор, пока машина медленно не пересекла границу мысленного контроля.

Неожиданно ожили все три экрана, и на Конвея в упор уставился Дермод. На лице командующего отразились озабоченность, облегчение и воодушевленность — сначала поочередно, а потом все вместе.

— Доктор! Я уже думал, что мы вас потеряли, — сообщил он. — С тех пор, как вы отключились, прошло уже четыре часа. Но я могу доложить вам о положительных изменениях. Иссечение продолжается, а все нападения инструментов прекратились полчаса назад. Из вспомогательных шахт, от перемычек, из дезактивационных команд — отовсюду сообщают, что проблем с инструментами у них больше нет. Доктор, эти условия — временные?

Конвей протяжно и громко вздохнул от облегчения. Несмотря на порой замедленную физическую реакцию, в интеллектуальном отношении их пациент был очень ярким парнем. Конвей отрицательно покачал головой и сказал:

— С инструментами сложностей больше не будет. Наоборот, они помогут вам управиться с оборудованием и будут делать все необходимое в труднодоступных местах разреза, как только мы объясним, что нам нужно. Вы также можете забыть о необходимости расширять линию иссечения для изоляции здоровой части тела от больной — наш пациент сохранил достаточную подвижность, чтобы самостоятельно отползти от ампутированных районов, — а это значит, что у вас высвободятся дополнительные корабли, иссечение пойдет быстрее и мы закончим операцию раньше планировавшегося срока.

— Видите ли, сэр, — закончил Конвей, — теперь пациент начнет активно с нами сотрудничать.

Большая операция была закончена меньше, чем за четыре месяца, и Конвея отозвали обратно в Госпиталь. Послеоперационное лечение громадного пациента должно было растянуться на многие годы. Предполагалось, что параллельно будет осуществляться более близкое знакомство с Драмбо, будут исследоваться его обитатели и их культура. Перед отлетом, все еще находясь под впечатлением от количества потерь, Конвей как-то поинтересовался, на сколько они оправданы. Весьма высокомерный специалист по культурным контактам попытался как можно проще объяснить ему, что любые различия — будь то культурные, физиологические или технические — всегда неимоверно ценны. Обучая местных жителей, они одновременно узнают очень много нового и от колесников, и от гигантской разумной формации. Не без некоторого труда Конвей смирился с подобным объяснением. Он также мог смириться с тем, что его работа на Драмбо в качестве хирурга была завершена. Гораздо труднее ему было мириться с тем фактом, что у бригады патологов, в особенности у одного из ее членов, здесь по-прежнему оставалась масса неоконченных дел.