Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода

Марте казалось, что на Тимберлейна нашло какое-то затмение. Возвращаясь по вечерам от Джо Флитча, он обычно говорил очень мало, хотя с интересом слушал, когда она пересказывала разные истории Торна о колледже. Они реже встречались с Чарли Сэмюелсом и совсем редко с Джефом Питом, однако заводить новых друзей не спешили. Дружба с Мортоном и другими Студентами оказалась иллюзорной, едва дело коснулось денег. Марта не допускала, чтобы эта перемена ситуации повлияла на ее отношения с мужем. Они знали друг друга слишком давно и вместе пережили слишком много невзгод. Стараясь укрепить свою решимость, Марта думала об их любви как о том озере, где работал Олджи: на поверхности вод отражалось любое изменение погоды, но в глубине все оставалось по-прежнему. Это помогало ей провожать день за днем и не замыкаться в себе.

Однажды золотистым летним вечером Марта вернулась домой — к тому времени они переселились в лучшую квартиру на втором этаже в Пеке — и застала там своего мужа. Он уже вымыл руки и расчесал бороду.

Они поцеловались.

— Джо Флитч поругался со своей женой. Теперь ему надо помириться, и меня отпустили пораньше. Но я здесь не только поэтому: сегодня у меня день рождения.

— Ах, дорогой, а я и забыла. Я вообще не думала о датах.

— Сегодня седьмое июня, и мне пятьдесят шесть, а ты, как всегда, выглядишь прекрасно.

— А ты самый молодой мужчина на свете!

— Вот как? И по-прежнему самый красивый?

— Мм, да, хотя это очень субъективное мнение. Как же мы будем праздновать? Ты уложишь меня в постель?

— Нет. Для разнообразия я хочу предложить тебе небольшую прогулку на лодке. Вечер сегодня чудесный.

— Дорогой, Бог с тобой, неужели тебе не надоела эта шлюпка. Но я с удовольствием, если ты хочешь.

Тимберлейн провел рукой по ее волосам и заглянул в столь дорогое ему усеянное морщинками лицо. Потом он показал Марте увесистый мешок с деньгами. Она вопросительно посмотрела на него.

— Откуда у тебя это, Олджи?

— Марта, я сегодня в последний раз резал тростник. Эти полтора года я был просто сумасшедшим. Ишачил, как последний идиот, и ради чего? Чтобы заработать денег и выкупить дрянную старую машину, которая стоит в соборе. — У него сорвался голос. — Я слишком много от тебя требовал… Извини, Марта, я не знаю, почему так поступил, и почему ты не рассердилась. Но теперь с этой безумной идеей покончено. Я забрал у казначея свои деньги. Теперь мы свободны и можем покинуть это место навсегда!

— О, Олджи, ты… Олджи, я жила здесь хорошо. Ты знаешь, я была счастлива, мы оба были счастливы. Здесь спокойно. Это наш дом.

— А теперь двинемся дальше. Мы ведь еще молоды, правда, Марта? Скажи мне, что мы еще молоды! Зачем нам гнить здесь? Давай осуществим наш план — пройдем по реке, доберемся до устья, до самого моря. Ты ведь хочешь этого, правда? Ты можешь, у тебя хватит сил.

Марта посмотрела мимо него на крыши палаток за ослепительно сиявшим окном и на голубое небо над крышами. Наконец, она печально проговорила:

— Это та мечта, которую ты лелеешь, Олджи, не так ли?

— О, любовь моя, ты же знаешь, и там тебе тоже понравится. А это место — как… западня; тут все проникнуто материализмом. На побережье должны быть другие поселения с другими людьми. Там все будет иначе… Не плачь, Марта, не плачь, моя родная!

Солнце уже почти село, когда они упаковали свои пожитки и в последний раз прошли через ворота колледжа, возвращаясь к лодке, реке и неведомой судьбе.

Глава шестая

Лондон

Оказавшись снова на реке, Марта, к своему удивлению, чувствовала, что ее переполняет радость. Она сидела в лодке, обхватив руками колени, смотрела на улыбавшегося мужа и сама улыбалась. Очевидно, решение Седой Бороды продолжать путь на самом деле родилось не так уж внезапно. В шлюпке уже был приготовлен хороший запас провизии и появился новый парус. К удовольствию Марты Чарли Сэмюелc опять составил компанию Тимберлейнам; за время пребывания в Оксфорде он заметно постарел; щеки ввалились и стали очень бледными. Лис Айзек умер два месяца назад, но Чарли оставался верным и надежным другом. С Джефом Питом они не смогли попрощаться; он исчез где-то в тростниковых зарослях неделю назад, и с тех пор его никто не видел; умер ли он там или ушел искать новые места для охоты, осталось загадкой.

Воды реки, струившиеся под килем лодки, означали для Седой Бороды освобождение. Он насвистывал, проплывая мимо знакомых мест. Там, где они с Мартой жили в убогой квартире, спорили и тревожились за свое будущее и однажды были доставлены в казармы Краучера. Теперь у Седой Бороды было совсем другое настроение, и он уже с трудом представлял себе тогдашнего Тимберлейна. Гораздо ближе ему теперь стал — и яснее рисовался в памяти! — тот маленький Олджи, который радовался путешествию по сияющей в солнечных лучах Темзе в 1982 году, когда он поправлялся после лучевой болезни.

Новое ощущение свободы навевало ему воспоминания о далеком детстве.

Впрочем, только память изображала то время вольным. У маленького Олджи было меньше свободы, чем у загорелого мужчины с лысой головой и седой бородой, который сидел рядом со своей женой в собственной лодке. Ребенок оставался узником — узником слабости и неопытности, прихотей родителей, чудовищной мировой катастрофы, чьи последствия мир еще не успел вполне осознать. Ребенок был заложником.

Более того, ребенку предстоял долгий путь, полный скорби, отчаяния и борьбы. Почему же, вспоминая события полувековой давности и маленького мальчика, оказавшегося в столь тяжелой обстановке, человек думал о нем скорее с завистью, чем с состраданием?

Когда машина остановилась, Мишка Джок, плюшевый медвежонок в клетчатом шотландском костюмчике, упал с заднего окна на сиденье. Олджи поднял медвежонка и поставил на место.

— Мама, Джок, наверно, тоже заболел. Все падает и падает.

— Может быть, ему станет лучше, когда мы посмотрим дом — сказала Патриция Тимберлейн. Подняв остатки бровей, она взглянула на свою подругу Венис, которая сидела впереди рядом с ней. — Мне, во всяком случае, точно станет лучше.

Она вышла из машины, открыла заднюю дверь и помогла выбраться сыну. Довольно высокий для своих семи лет, мальчик оставался худеньким и слабым после болезни. Щеки у него были бледные, кожа шершавая. Патриция ухаживала за ребенком, когда болела сама, и теперь выглядела не лучше его. Но она ободряюще улыбнулась.

— Может быть, Джеку все-таки хочется посмотреть новый дом?

— Я же говорю, мам, он больной. Когда кто-нибудь болеет, он ведь хочет только лежать и умирать, как Фрэнк. Пусть он побудет в машине.