Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

Новая информация, если и поступала, то скупыми гранами. Не оставалось ничего другого, кроме как толочь воду в ступе. Кто стращал астероидами и концом света, кто успокоительно посмеивался, демонстрируя ухоженный фас, но все хором пороли чушь, повторяя одно и то же: упадет — не упадет, сойдет — не сойдет, взорвется или расколется.

«Юпитер состоит из газов, поэтому осколки просто пролетят сквозь него», — болтал доморощенный спец, не подозревая, по причине птичьего интеллекта, о том, что сжатый чудовищным давлением водород переходит в сверхплотное металлическое состояние. Ему бурно возражал другой ученый бодрячок с мякиной вместо мозга. По его мнению, гравитационное поле гигантской планеты должно отразить ледяные куски, словно серию мячей в’ теннисном гейме, где безвестный новичок рискнул померяться силами с первой ракеткой мира. Ничего себе получилось сравненьице!

Джонсон едва зубами не скрежетал, выцеживая из пресс-релизов микроскопические дозы полезных сведений. В среде профессионалов тоже царил полнейший разнобой. Астрономов волновали не столько последствия столкновения, сколько сам факт: удастся ли в полном объеме увидеть все подробности предстоящей баталии, насколько готовы запечатлеть ее перипетии земные и орбитальные телескопы. Перспектива вырисовывалась не слишком утешительная: на «Галилей» нельзя было полагаться из-за неисправности антенны и удаленности от поля боя, а на Южном полюсе стояла антарктическая ночь, мела метель и столбик термометра упал ниже пятидесяти градусов по Цельсию. По счастью, из-за плохой погоды решено было продлить на сутки пятнадцатидневный полет шаттла «Колумбия». Приземление предполагалось теперь двадцать третьего. Ожидалось, что в нужный момент Юпитер окажется в поле видимости приборов.

По уточненным данным, первый обломок должен упасть в двадцать часов десять минут по среднеевропейскому времени. В Египте уже будет ночь и, следовательно, Борцов займет свое место в капсуле, установленной, как мостовая ферма на опорах, на двух саркофагах.

В запасе оставались считанные часы, но — перед смертью не надышешься — что они могли дать? Разве что удастся зарегистрировать изменения в сетке пространства — времени?

Дело продвигалось ни шатко, ни валко. Борцов сравнительно легко выходил во вне, но почему-то всегда в прошлое. Его долго носило по архаическим лабиринтам, прежде чем удавалось вылететь на просторы годичной давности. Насколько объективны были такие шарахания в диапазоне пяти тысячи лет? Какая доля в них приходилась на воспоминания о собственном былом и вовсе небывшем, но синтезированном на тонкой кухне ума и знаний? Трудно сказать. Подчас удавалось добыть интересную информацию, способную выдержать самую придирчивую проверку, даже сделать удачное археологическое открытие: Ратмир указал несколько мест в Долине царей, где после раскопок были найдены неизвестная ранее гробница номарха и шесть превосходных статуй эпохи Рамсесов. Но только опережение хода всемирных часов могло однозначно свидетельствовать о полном успехе. Случайные флуктуации в лучшем случае на пятнадцать процентов превышали результат, рассчитанный по теории вероятностей. До обидного мало! Тем паче, что «червячные дыры» действительно приоткрывались, и разницу во времени с абсолютной достоверностью фиксировали квантовые часы. Не удавалось только протиснуться сквозь эту щель, распахнувшуюся, как створки в фотокамере, на тысячные доли секунды. «Затвор» срабатывал не в такт с фазами парадоксального сна. Ни разу не удалось совместиться, достичь совпадения, достаточного для информационной волны. Напрасно лучшие инженеры бились над синхронизатором. Ни одна конструкция не сработала, сорок три миллиона пошли псу под хвост. По сравнению с затратами на создание космической антенны и автономной энергетической станции под гробницей, это, конечно, пустяк, но обидно, хоть плачь. Из-за какой-то игрушки, набитой электронной дребеденью, зависает такой проект! Качается на весах, между землею и небом.

Джонсон с горечью констатировал, что после долгожданного взлета наступила черная полоса. Игра с подставными фигурами в Париже и Вашингтоне непозволительно затягивалась. За ними явно стояли серьезные силы. По-прежнему оставалось неясным, на что они претендовали. Только на информацию или же на партнерство? Если так, то на каких условиях, в какой доле? Дальше намеков, довольно прозрачных, пока не шло.

Без России о какой-то стабильности на планете говорить не приходится. Беда в том, что нестабильна сама Россия. В нынешних условиях нечего и думать о серьезном сотрудничестве. Глэдис сваляла дурака, когда влезла в такое болото, только наследила и подняла со дна пузыри. Расхлебывай теперь, оттирайся…

Самой неприятной новостью последних дней явилось обнаружение на дне Эгейского моря трупа Уорвика. Подводная съемка запечатлела обезображенное, почти неузнаваемое лицо. Привязанный канатом к искореженной лебедке, бедный лорд покачивался над заросшими бурой травой и морскими анемонами камнями, как затопленный буй. Жуткое зрелище!

Оставалось пока только гадать, кто убийцы и какие цели преследовали. Душевного равновесия это не прибавляло.

Мрачные мысли, одолевавшие Джонсона, никак не сказывались на его внешнем виде. Спустившись в лифте в бункер, который дугами коридоров с двух сторон, словно клешнями краба, охватывал гробницу, он вошел в дежурное помещение, беззаботно поигрывая связкой ключей.

— Привет, Рогир, — похлопал по плечу сгорбившегося над пультом Вейдена. — Как дела, джентльмены? — дружелюбно кивнул операторам в оранжевых халатах. — Чем нынче порадуете?.. Где Тим?

— Возится в погребальной камере, — Вейден поочередно включил несколько экранов.

На одном из них следящее устройство спроецировало Борцова со спины. Он сидел на устланном полиэтиленовой пленкой полу перед входом в усыпальницу и что-то записывал в блокнот, поглядывая то на правый пилон, на котором красовался — туловищем в фас, мордой шакала в профиль — Анубис, то на левый — с зеленолицым в белой короне Осирисом. Угловые фрески запечатлели Исиду и Нефтиду, а на простенке, по обе стороны входного проема, спиной друг к другу восседали Ра с головой жука и Гор — сокол под солнечным красным овалом. Каждый держал в руке ключ вечной жизни. Фриз уходящего вниз коридора облюбовали павианы, на главном — в угрожающей позе застыли две группы кобр, по одиннадцати в каждой, коршун, раскинув широкие крылья, охранял толстостенный проем. По полу тянулись змеи воздушных шлангов и токопроводных кабелей. Потолок защищала стальная мелкоячеистая сеть.