Клиффорд Саймак - Час оборотня (сборник)

Вероника через силу пыталась встать с пола. Сухов помог ей подняться, но ноги плохо держали ее.

— Антон, нам нужно поговорить. Помоги мне дойти до кровати. Мне плохо. Сильная слабость.

На кровать Вероника просто упала.

— Ты назвал его Серафимом?

— Да.

— Взял и назвал? Ты даже не удивился, не испугался. Как это понимать? — Вероника всхлипывала, часто дышала, как загнанный зверь. — Ведь ты знал, что так случится? Ты знал?! — она вдруг снова закричала. — Ты делаешь из меня идиотку!

— Я ничего не знал. Напрасно ты… Я тоже очень испугался сначала. Но… Этот, не знаешь, как и назвать его, очень напомнил мне одного мальчика, одного удивительного вундеркинда, которого зовут Серафимом. И когда я вошел в комнату, мне показалось, что именно тот самый Серафим пришел ко мне. Понимаешь? Я обратился к нему, прежнему моему знакомому, назвав по имени. А он и говорит мне: если хотите, то зовите меня Серафимом. Вот и все… И напрасно ты…

— Я сойду с ума, Антон. Весь этот год у меня шиворот-навыворот. Я больше не могу. Думала, что все образуется. Ведь я когда-то любила тебя. Это действительно было. Мне страшно, Антон. Юпитера он загрыз! — внезапно закричала Вероника и сама себе закрыла рот рукой, а затем продолжила шепотом: — Я уверена, что он его загрыз. Твой Серафим.

— Оставь…

— Не мог же я без настоящей пищи гулять целый день. Я расту. Серафим стоял в дверях комнаты, сложив руки на груди, маленький, но по-взрослому сложенный мальчик, голый: Я расту, вы сами видите. И мне многое нужно. Если бы я… Честно говоря, другого выхода у меня не было. А Юпитер — очень старый кот, старая кровь, старый мозг… Не понимаю, чего ради горевать. Ничто не вечно в этом мире. Зато у нас появилась счастливая возможность общаться. И поверьте мне, вы еще поблагодарите судьбу. Вот я немного подрасту и смогу стать вам очень полезным. Вот увидите, как славно мы с вами заживем. При условии, понятно, если… не будем торопиться.

— Мамочка, — послышался умоляющий голос Витасика из соседней комнаты. — Мамочка, можно мы с Аленкой придем спать к тебе? Мы так по тебе соскучились…

Серафим решительно подошел к Антону:

— Пошли и мы спать. Нам с тобой еще нужно немного поговорить. А они пускай успокоятся.

— Вероника, перестань волноваться. Со временем все станет на свои места. Все станет понятным. Любые химеры всегда имеют вполне реальные объяснения. Постарайся заснуть.

— Уходи! Убирайся со своим Серафимом! Мне с тобой еще страшнее! прошипела Вероника, но Антон не обиделся и никак не отреагировал на ее грубость. Он сам едва держался, чтобы не сорваться и не закричать, подобно Веронике, не забиться в пароксизме безумного страха.

Когда они вошли в кабинет, Серафим сказал:

— Запри дверь. Я уверен, что нас могут подслушивать.

Сухов запер дверь на ключ, пытаясь не выдать своего состояния, затем достал из стенного шкафа постель. Движения его казались спокойными, предельно расчетливыми, и именно поэтому, кто знал Антона, смог бы догадаться, что он очень сильно волнуется. Серафим наблюдал за ним, сидя в кресле за столом. Вдруг он воскликнул:

— Ну, хоть ты успокоишься наконец-то? Чего ты испугался? Понятно еще, что твоя Вероника вообще… — Серафим так искусно скопировал выражение испуганного лица Вероники, что сам удивился.

— А ты, как вижу, только бодришься. Я очень признателен тебе за все. И настаиваю — поскорей успокойся. Возьми себя в руки. Ничего страшного не случилось. Привыкай.

— Расскажи-ка лучше, кто ты такой и каким образом попал к нам?

— Сначала ты должен успокоиться.

— Я совершенно спокоен.

— Не обманывай сам себя. А меня ни за что не удастся тебе обмануть. Я читаю твои мысли и чувствую твое состояние. Понимаешь? Я очень рад, что это не пугает тебя, Антон. Хотя тебе еще нечего утаивать от меня.

— Расскажи, как ты попал сюда.

— Откровенно говоря, я не знаю. Но многое ощущаю и помню… Точно так же, как интересный сон. Понимаешь?

Сухов вздохнул.

— Не расстраивайся, Антон, тебе хватит времени выспаться и отдохнуть, — сказал Серафим, улыбаясь. — Тебе хочется знать, как я попал к тебе? Слушай. Мне помнится ночь, глубокая, темная, как колодец. Подле того колодца лежит мое имя. И легкое дуновение звездных мелодий колыбель мою в пространстве качало. Я помню ночь. Ночь зарождения амебы по повеленью высочайшего творца. Прикосновенья помню рук железных к смятенному и теплому лицу… Ну, как я импровизирую? Не правда ли — очень талантливо?! Я — вундеркинд. Хочешь, продолжу?.. Да, помню все, хоть ничего не знал я, запомнилась мне ночь, вобравшая в себя день первый, голод, страх и жажду мне не забыть нигде и никогда. Жуть космоса не стала мне преградой, я выжил — и к людям…

— Погоди, Серафим. Завтра мы с тобой встанем пораньше, — перебил его Сухов. — Утром, до начала моей работы, мы с тобой заглянем к одному моему товарищу, он сам биолог, профессор, известный ученый, ему будет интересно познакомиться с таким вундеркиндом, как ты… Возможно, ты даже останешься с ним… В их институте прекрасное оборудование, замечательные специалисты. Тебе необходимо пройти обследование.

— А вот этого я тебе не советовал бы делать.

— Что-о?

— Не советовал бы тебе избавляться от меня. Это не в твоих интересах прежде всего. Будет очень жаль, если ты поймешь это слишком поздно… Юпитер мог бы тебе кое-что рассказать, если бы он был жив и умел разговаривать. Но, к сожалению или к счастью, те, на кого разгневался Серафим, уже не хотят ничего рассказывать, не желают делиться своей мудростью. Ты меня понял?

— Ложимся спать! — зло приказал Сухов.

— Ты действительно ничего не понял? — произнес Серафим и, внезапно приподнявшись с кресла, прыгнул легко и грациозно почти через всю комнату…

Оказавшись на плече у Антона и сразу же оседлав его, укусил за шею. Сидел, свесив ноги.

— Теперь тебе понятно? Но сегодня ничего не бойся. И вообще никогда ничего не бойся, если мы станем друзьями. Искренними друзьями! Договорились? А о себе я расскажу тебе завтра. Хорошо? Сегодня действительно следует уже спать.

Выключили свет и легли. Но заснуть Сухову, понятно, не удалось. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, глубоко и ровно дыша. Серафим прижался к нему своим маленьким тельцем. Сухов неимоверным усилием воли старался сдержать внутреннюю дрожь всего тела, опасаясь приступа истерических конвульсий. Внушал себе умиротворенность и спокойствие… Но безрезультатно. Сердце бешено колотилось. В голове стоял гул, словно в ней включили мощный трансформатор. Серафим несколько раз за ночь тихо спрашивал: